Назад                                                                                                 Читать дальше

Второй курс. Третья четверть

В конце четверти, полугодия и учебного года подводились итоги, сверялись с обязательствами, распределялись места среди взводов и рот.

4 рота получила по итогам 1980 года переходящий приз за 1-е место в социалистическом соревновании училища и Почётное Знамя Центрального Комитета Ленинского коммунистического союза молодёжи (ЦК ЛКСМУ).
 

Ротный светился от счастья.
 

Подготовка к выпуску шла своим ходом.
 

Первым делом после отпуска начали заполнять анкеты и писать автобиографии для личных дел. Пусть не все определились с выбором училища, но канцелярия одинакова везде, а написать на обложке папки название не поздно никогда.
 

Биография уместилась на половину листочка. Дольше сочиняли и переписывали по три раза, чтобы добиться чистописания и ровности строчек.
 

Её вообще можно было бы писать под диктовку всем, меня в нужных местах место и дату рождения и номер школы. Какая может быть биография у мальчишки в 16 лет?
 

Анкета, правда, заинтересовала глубиной своих вопросов.
 

Первым делом выяснилось, что же такое пресловутая пятая графа. Оказалось – «национальность».
 

В те времена национальный вопрос не стоял остро.
 

В роте совершенно мирно уживались русские и украинцы, разговаривая одинаково свободно на двух языках и искренне удивляясь, почему ребята из Молдавии не понимают о чём идёт речь на спектаклях в Украинском национальном драматическом театре имени Ивана Франко, когда всё ясно и так – без перевода.
 

Верная дружба русского Миши Ковтунова и азербайджанца Таира Амиралиева длилась ещё со школы. Вместе поступали в суворовское, вместе ушли в танковое училище.
 

А два друга - русский Дима Ряшин и молдаванин Влад Рошка мало того, что учились в одном взводе – во втором, в списке вечерней поверки были записаны рядом и были, что называется «водой не разлить».
 

За два года они настолько сдружились, что впору было считать их братьями – близнецами, хотя Ряшин был блондином, а Рошка – жгучий брюнет.
 

Да что говорить – кореец из Ворошиловграда Валера Пак искренне считал себя украинцем, хотя на провокационные вопросы, что такое «ведмедик клишоногий» (мишка косолапый) или «кишеньковий лiхтарик» (карманный фонарик) ответить не мог, а узбек Робик Махмудов вовсю трескал сало, нимало не смущаясь вопросами веры или национальных традиций.
 

Потом следовали традиционные вопросы, на которые так же традиционно отвечали: «Не был», «Не привлекался», «Не имею». Речь шла о пребывании в оккупации и на территории, занятой врагом, о нахождении под судом и следствием и о судимостях. Несколько озадачило, когда оказалось, что это ещё касается и близких родственников.
 

Тоже одна из примет того, что детство кончилось – слишком уж взрослые вопросы.
 

Не успели перевести дух после отпуска, новая напасть – карантин в училище. Самая настоящая эпидемия гриппа – в лазарете медпункта за короткий срок набралось до 60 больных. Конец января и почти весь февраль жили, как в осаде – занятия только в ротных классах для самоподготовки, массовые прививки.
 

Страху пришлось натерпеться, когда вполне зримо замаячила перспектива заболеть менингитом, особенно после того, как среди ночи увезли сразу в госпиталь Мишку Мацегору.
 

Утром начальник училища поставил задачи командирам подразделений по усилению мер по борьбе с бедой.
 

Офицер-воспитатель 2 взвода 5 роты майор Пирожков, комментируя ситуацию, объяснил своим суворовцам всё просто и доступно: «Менингит – это такая болезнь, от которой либо умирают, либо дураками на всю жизнь остаются. Нас в семье было два брата-близнеца. Так вот, мой брат умер, а я выжил».
 

И смех и грех.
 

Вообще, майор Пирожков был замечательной личностью. Маленький ростом, складный, подтянутый, он по праву считался лучшим строевиком училища. Когда он проводил строевые занятия со своим взводом, его звонкий, но очень сильный голос разносился далеко за пределы училища.
 

Благо, плац находился со стороны стадиона, а не со стороны бульвара Леси Украинки, иначе весь Печерский район был бы обучен строевым приёмам и командам. А так - преподавателям физподготовки на стадионе приходилось повышать голос, чтобы заглушить команды майора Пирожкова на плацу.
 

Был у него ещё один талант – за ним можно было ходить и записывать афоризмы, как за Козьмой Прутковым.
 

Чего стоило только его знаменитое, прозвучавшее после одного из служебных совещаний, на котором начальник училища выговаривал офицерам за низкую дисциплину.
 

В тот день майор Пирожков был ответственным в роте, поэтому по прибытию с совещания дал команду построить личный состав по тревоге, скомандовал «Смирно», выдержал паузу и торжественно, как на параде обратился к роте:
 

- Товарищи!
 

После повторной паузы продолжил речь:
 

- Международная обстановка осложняется!
 

Народ, пока выдерживалась следующая пауза, передумал невесть что. Кто-то успел даже возомнить, что началась война, и всех отправляют сержантами в войска.
 

Но всё оказалось ещё хуже. Отлично поставленным, полным драматизма командирским голосом, практически, как диктор Левитан, офицер провозгласил:
 

- Командиры отделений не работают с подчинёнными!
 

Фу-у-у, от сердца отлегло. Что дальше говорилось, никому интересно не было – и так знакомо до последнего знака препинания.
 

А как он учил стойкости барабанщиков во время парадных тренировок пятой роты: «Упал, зафиксируйся и стой!»
 

Или его команда, «смирнее», чем «смирно», и звучащая сразу после неё: «И не шевелись!».
А знаменитое его: «Эй, вы, трое, оба ко мне!». Хотя, пожалуй, авторов этого афоризма не счесть в Красной Армии.
 

Летом в лагерях первую неделю никто не мог понять, что за звуки раздаются регулярно от палаточного городка 5 роты, пока однажды на тактике не оказались рядом со 2 взводом 5 роты. А там… полным ходом идёт инструктаж по управлению взводом в ходе боя: «Два красных свистка и один зелёный – это значит «Все ко мне!».
 

Или он в несколько свистков сразу дул?
 

Искренне любил свою работу, о чём просто, пусть и без соблюдения канонов стихосложения сказал в своём стихотворении, посвящённом его ученикам - выпускникам 5 роты различных лет:
 

     « Офицерская честь»

Родится человек - умрет.
Умрет и больше не родится.
Что сделал он в прожитые лета,
Что сделал - вновь не повторится.

А если жизнь начать сначала,
«Переставлять» все в голове.
Свои ошибки сознавая,
Не допускать «изъян» в труде.

Профессий много в жизни есть.
В каждой заслуга есть и честь.
Идти «трудом», спиралью в нить.
И нет профессий больше, выше,
Чем свою РОДИНУ любить.

Быть значит это - офицером,
Он все профессии вобрал,
Перед страной служил примером,
Себя ни в чем не запятнал.

Он в моральной «живой силе»,
Весь в наступательном порыве,
В своем раздумье, весь в «разведке»
И дела важны - всегда в сметке.

Он на море и на суше,
Под землей и под водой.
Он и в небе летчик лучший,
Ну, а в космосе - ГЕРОЙ.

Он всех честней перед народом
И сам так в «мыслях» говорит,
Любой работе, нету спора,
С большим желанием «горит».

Ратный труд по - уставному,
Все просчитано в «труде»,
По повелению, по зову,
Успевает быть везде.

Независимо, что есть,
И где бы что бы не случилось,
Его обязывает ЧЕСТЬ,
Со всей душой идет на милость.

Честней правителей ты стал.
Подчас тебя и забывают.
Когда здоровие отдал,
За труд копейкой награждают.

Верь в себя и в свои силы.
Сердца слышишь стук в себе.
Со своей совестью ВЫ живы.
Так в офицерской всей судьбе.

Если ты в «гражданской форме»,
Будь РАЗВЕДЧИК, не зевай.
Пей коньяк в солдатской норме,
За ЧЕСТЬ ответственен ты, знай.

Норов воинственной души,
Как на ладони все видны.
СОВЕСТЬ, БЛАГОРОДСТВО И ДОСТОИНСТВО
Вот оно, Святое наше Воинство!

К концу февраля карантинная напряжённость спала. Да и праздник подошёл – День Советской Армии и Военно-Морского флота, 23 февраля.

Традиционно в этот день проводились торжественные мероприятия, а поскольку суворовцы пока только начинали свою военную карьеру, то в празднике им отводилась роль поздравляющих.

С утра рота выдвинулась со знаменем и оркестром к памятнику освободителю Киева генералу Ватутину на возложение венков.
 

Торжественная атмосфера воинской церемонии подтягивала, настраивала на серьёзный лад.

Пришлось потрудиться. Кадеты, ведь тоже военные, пусть и младшие среди всех.
 

Отдых был вечером, прекрасно провели время в цирке.
 

А заработать право на профессиональный праздник у них времени ещё более чем достаточно.
 

Февраль по-украински называется «лютий» (лютый).
 

Наверное, за неустойчивую погоду, метели, морозы. К концу лютого погода наладилась – очистилось небо. Невольно вспомнишь классика: «Тиха украинская ночь». Огромные звёзды в бездонном чёрном небе после долгой зимы светили как будто бы даже ярче обычного.

Не удивительно, что частым гостем вечерних прогулок в училище стал преподаватель астрономии Макаров Александр Григорьевич.
 

На астрономии как-то смягчались характеры. Уроки проходили легко, не требовалось зубрёжки, материал подавался как интересный рассказ. Хотелось всё это слушать, даже постоянные заводилы – Калининский, Савченко и Самойленко, и те сидели тихо.
 

Однако спрос с учеников был довольно строгим. Сразу понималось, что пусть перед взводом с кафедры вещает старенький дедушка, маленького росточка и совсем седой, но несколько насмешливый взгляд и твёрдость в высказываниях напоминали об офицерском прошлом преподавателя. А это подтягивало и дисциплинировало.
 

И, всё-таки, выпуск был уже не за горами. Любые разговоры, так или иначе, сводились к обсуждению будущей учёбы в высших военных училищах.
 

Теперь это называется рейтингом, тогда и слова-то такого никто не знал. Была отработанная годами система, по которой определялось место, которое суворовец занимал с учётом успехов в учёбе и воинской дисциплине.
 

Отличникам, что правильно, давалось право первым выбирать место учёбы.
 

Далее шли «хорошисты» - четвёрошники, и так по убывающей. Аутсайдерам доставалось то, что не понадобилось никому, а в плане распределения есть.
 

Впрочем, насильно в военное училище никто не гнал – присягу в суворовском не принимали, можно было забрать документы и спокойненько поступить в гражданский институт. С такой подготовкой это проблемы не составило бы.
 

Вот только к выпуску в суворовском училище случайных людей не оставалось.
Да и система воспитания была построена так, что мальчиков готовили именно для защиты Отечества.
 

Есть такая профессия – Родину защищать.
 

Вовсю работала и официальная бюрократическая машина – оформлялись документы, проводились организационные мероприятия.
 

Перед окончательным утверждением распределения по высшим учебным заведениям командование училища проводило две мандатные комиссии.
 

Первая в выпускных ротах проходила под руководством заместителей начальника училища, вторую проводил сам генерал-майор Кауркин И.И.
 

На мандатных комиссиях пожелания выпускников обретали реальное воплощение. Для кого-то это получалось с первого раза, кто-то менял свои планы, порой – радикально. Были случаи, что отказывали суворовцу в выборе училища.
 

Так и для Игоря Крючкова путь в небо стал длиннее ещё на долгих четыре года. Всё сошлось самым неблагоприятным образом – в Рязанское десантное училище на роту было выделено 4 места, пропустили пятерых, Игорь оказался шестым.
 

Да и сыграли свою роль давние нелады с командиром роты. Чего стоила только его фраза: «Товарищ генерал, да он вообще хулиган. Его там, в Рязани, научат чему-нибудь, а он кого-нибудь убьёт».
 

При всей бредовости эта мысль оказалась довольно весомым аргументом. Хотя, если подумать, то вся воинская наука направлена именно на обучение умению убивать и при этом выжить самому и сохранить своих людей. А уж тем более это актуально именно для десанта.
 

Раз уж в Рязани учиться нельзя, Игорю была дана возможность выбора училища, но с условием – любой город, кроме Москвы, Ленинграда, Киева, Минска и других столиц нашей необъятной Родины.
 

Да и выбор профессий сузился существенно – в политработники и военные строители не хотелось, в танкисты не получалось из-за высокого роста, в артиллерию по глупости не захотел, забыв о том, что и в десанте есть артиллерия. Инженерные училища не привлекали. Куда парню податься?
 

А в голове крутится, как навязчивый мотив:

«Если в сыне нету проку – посылайте его в ВОКУ!»

Что ж, выбор не хуже других – пойдём учиться на маршала. Только какое общевойсковое училище выбрать?
 

Дальневосточное в городе Благовещенск – всем прекрасно, и для морской пехоты там офицеров готовят. Но уж больно далеко.
 

В Московское, Киевское и Ленинградское ВОКУ нельзя по условию задачи. Экзотика юга в Баку, Ташкенте и Алма-Ате не привлекала, хотя, может быть, и зря. Да ведь эти города тоже были столицами, так что попадали под условие задачи.
 

А почему бы не поехать в Омск? Есть там общевойсковое училище. Опять же, Сибирь, лыжи, тайга.
 

Но ведь есть же Миша Цукрук, мой суворовский Братик! Он ведь учится в Орджоникидзе, и звал к себе в письмах.
 

Решено! Иду в ОрджоВОКУ. Там есть всё – горы, бурные реки, поля. Там научат всему, что надо.
А в десант берут и после общевойскового училища.

На финишной прямой

Кто бы мог подумать – ровно год прошёл с последнего отпуска наших «стариков», когда мы так же выслушивали наставления, впитывали секреты, которые можно было раскрыть «молодым» только перед выпуском.
 

Теперь уже самим приходится так же торопиться передать знания, традиции, чтобы быть уверенными – оставляем училище в надёжных руках.
 

Была ещё одна традиция – в последний кадетский отпуск «старики» на петлицы ставят эмблемы того рода войск, который избрали для себя на будущую службу. Так и получается, что едут в поезде десантник, танкист и лётчик – все из одного взвода.
 

А до выпуска осталось всего ничего – два месяца.
 

Сколько можно назвать примет (разведчики говорят – разведпризнаков) прихода весны?
 

Миллион – всё зависит от того, кто видит эти приметы.
 

Для стариков это – солнце и тепло.
 

Для юношей – девушки, сменившие тёплые одёжки на летне-весенние платьица, короткие юбочки и лёгкие блузки, вставшие на высокие каблучки и открывшие ножки, и всё, что у них есть красивого и привлекательного.
 

Для всех без исключения киевлян – каштаны, выбросившие свои цветы-свечки. А их вокруг училища и по территории рассажено было огромное количество.
 

Так что кадеты узнали о весне вместе со всеми киевлянами, хотя было ещё несколько несомненных разведпризнаков.
 

Самый первый – переход на летнюю форму одежды. Сдали шинели, шапки и сапоги. Чёрные мундиры пока остались как парадная форма, по училищу суворовцы ходят в белых кителях, фуражках с белым верхом.
 

«Стариков» по-прежнему видно за версту. Не просто белые, а выстиранные в хлорке, ушитые по фигуре кителя. Потёртые ремни, свободно облегающие талию. Крылышки алых погон топорщатся на плечах.
 

Жаль, что скоро придётся расстаться со всем этим великолепием.
 

Второй, не менее достоверный разведпризнак – с началом весны в армии начинается строительство. Чего угодно, лишь бы что-то новое.

гой на выход, а остановка троллейбуса в трёх метрах от КПП.

Место для нового КПП командование выбрало на углу забора. Удобно стало 2 и 5 роте в самоволки бегать, но всё равно – и до почтамта и до магазинов и до остановки теперь надо было добежать. А до пешеходного перехода всё равно вдоль забора мчаться.
 

Завершалась стройка и Киевского музея Великой Отечественной войны.
 

Есть там доля труда и суворовцев – всю весну по выходным роты по очереди работали в музее на субботниках – убирали строительный мусор, приводили в порядок территорию.
 

Третья примета – «астроном» Макаров А.Г. вечерами стал приносить телескоп и проводить с кадетами занятия по изучению весеннего звёздного неба вместо программы «Время», обязательной к просмотру, но порядком надоевшей.
 

Училища были выбраны, тревоги и волнения улеглись. Осталось только достойно закончить учёбу.
 

Заботами командования училища суворовцам даже после окончания распределения давалась возможность понять, куда они идут учиться, составить ясное представление о своём ближайшем будущем.
 

Кроме случайных бесед с выпускниками, заглянувшими проездом в училище, организовывались официальные встречи, перераставшие в вечера вопросов и ответов. Памятуя о своих метаниях перед выпуском, курсанты терпеливо отвечали на вопросы, градом сыплющиеся от кадет.
 

В начале апреля 4 рота в полном составе пошла в гости, вернее, поехала – на троллейбусах, на метро, немного пешком по Брест - Литовскому проспекту – в Киевское общевойсковое командное имени М.В.Фрунзе.
 

Трудно сказать, зачем пришлось выбираться так далеко – под боком, что называется, за угол завернуть, было училище связи, то самое КВВИДКУС, на которое указывал с памятника А.В.Суворов своей шпагой.
 

Наверное, чтобы показать уклад жизни командного училища, ведь большинство выпускников собиралось идти именно в такие, командные ВУЗы.
 

Училище произвело впечатление даже на привычных к великолепию своей «альма-матер» суворовцев. Прекрасно оборудованные кафедры, да и сама территория показывали, что это серьёзное учебное заведение. Казармы, правда, выглядели гораздо строже кадетских. Там властвовал простой солдатский быт.
 

А уж курсанты – что говорить. В городе они всегда привлекали к себе внимание внешней лихостью, подтянутостью, даже шиком, с которым они носили свою форму. На территории училища в повседневном солдатском х\б - хлопчатобумажном обмундировании они выглядели пусть не так шикарно, но мужественнее.
 

Особенно приятно было в строю подразделений, передвигавшихся на занятия между учебными корпусами своих бывших «стариков» - высокого, ещё более похудевшего, но не унывающего никогда Володю Маленко из 1 роты, красавца Юру Майсурадзе из 2 роты, умницу, золотого медалиста из 1 роты Валеру Рыбака.
 

Пройти мимо большого плаца Киевского ВОКУ невозможно в принципе, хотя он находится несколько в стороне от учебных корпусов и казарм. Наверное, на нём можно было бы свободно провести занятие по строевой подготовке с дивизией, и всем хватило бы места.
 

Как раз на плацу тренировался в прохождении и выпускной батальон. Где-то в строю стоял и Володя Малько, наш взводный в лагерях. Да где уж узнать его в монолите батальонной колонны!
Как будто специально для кадет командир батальона дал команду на прохождение с песней. Подобное представить невозможно. Это надо видеть, когда батальонная коробка из трёхсот почти лейтенантов, мерно ступая, поёт песню «Ладога». Поёт голосами, поставленными не в консерватории, а на полигоне, причём движение рук, ног, положение головы – всё одинаково, наработано, как в едином организме.
 

Мужественные слова этой песни проникают в душу:

Сквозь шторм и бури, через все преграды
Ты, песня Ладоги, лети.
Дорога здесь пробита сквозь блокаду,
Другой дороги не найти.
 

И если куплет пелся несколькими запевалами с подобранными похожими голосами, то припев взлетал над плацем единым голосом всего батальона, голосом, поставленным в полях, который слышно поверх выстрелов из БПМ и который достигает самого дальнего солдата в цепи взвода. Голосом, охрипшим на ветрах Старинского учебного центра, глубоким, исходящим из груди баритоном:

Эх, Ладога, родная Ладога,
Метель и шторм и грозная волна!
Недаром Ладога суровая
«Дорогой жизни» названа!

По возвращению в училище как-то само собой решилось, что роте тоже надо петь эту песню. Нашли слова, быстро выучили. Инициатива исходила даже не от командования роты – всё получилось «снизу» - от ротных запевал.

К майским праздникам 4 роте, как лучшей в соцсоревновании, командование училища сделало подарок – поездку в Минск, в Минское суворовское училище и его окрестности.

Собрались быстро – много ли надо кадету, чтобы пуститься в путь?
 

1 мая ранним утром всей ротой загрузились в автобусы – и вперёд.
 

Экскурсионная поездка – не марш на технике на дальние расстояния.
 

Есть время и песни спеть под гитару, и подремать, да и просто в окно поглазеть.
 

В Чернигове сделали большой привал.

Далее - на Гомель и оттуда прямая дорога до Минска.
 

По дороге встречаются указатели с пока ничего не говорящими названиями; Остёр, Рогачёв, Борисов, Марьина Горка. А ведь кому-то доведётся служить в этих гарнизонах. И прямо скажем – непростая это будет служба.
 

Не секрет, что существует некоторое соперничество между суворовскими училищами – кто лучше, кто круче.
 

Хотя сомнений не было – общий язык всегда найдём.
 

К немалому удивлению, Минское СВУ встретило тишиной и пустотой. Оказалось – на майские праздники суворовцев распустили по домам. Остались только наряды по ротам из числа парней, живущих далеко от Минска.

Поэтому в Минское суворовское училище ехать было одновременно и интересно – посмотреть, как у них житьё-бытьё, но и несколько волнительно.
 

Прямо по Высоцкому:

«Кто меня там встретит, как меня обнимут,
И какие песни мне споют…»

В Киеве такое не практиковалось. В лучшем случае киевлян отпускали с ночёвкой с субботы на воскресенье.
 

На постой киевлян определили в 4 роту. Приятное совпадение – у минчан второй курс тоже состоял из 4, 5 и 6 рот.
 

Из местных офицеров никого, гостей встретил наряд по роте, развели по кубрикам. Народ начал располагаться.
 

Казарма чистая, светлая. Само здание, правда, другой архитектуры, места поменьше, чем у нас. В коридорах массивные арки.
 

Полное впечатление, что находишься в крепости. По крайней мере, чувствуется, что здание построено для военных нужд.
 

Наконец суета улеглась, офицеры 4 роты тоже пошли размещаться в комнате, отведённой для них.
 

Подошли дневальные, началось знакомство.
 

Первый вопрос обескуражил:
 

- А вы кто?
- Что значит «Кто»?
- Ну, кадеты или фантомы? (с белорусским акцентом это звучало примерно как: ка-а-дзецы).
- Да мы ведь все здесь кадеты.
- Ну, первый курс или второй?
 

Вот он, момент истины! А как бы нас встретили, будь мы первокурсниками?
 

- Мы второкурсники, а вы?
 

Так прошло знакомство и обязательный в подобных ситуациях ритуал меряния … у кого длиннее … рука (по локоть или до плеча).

Впечатлила Выставка достижений народного хозяйства, особенно площадка, на которой выставлялись мощные БелАЗы. На фоне их огромных колёс даже парни ростом под метр девяносто вроде Миши Гармаша, Игоря Крючкова и Пашки Правды просто терялись, что там говорить о маленьких Таире Амиралиеве и Мише Ковтунове.
 

Белоруссия больше всех из советских республик пострадала в войне, и память о ней встречается там везде.
 

Поэтому в программу визита был включен поход в Музей Великой Отечественной войны, поездка в известную всему миру Хатынь и к Кургану Славы.
 

Наконец, пришло время возвращаться домой в Киев. Там ждали свои заботы и маленькие радости.
 

14 мая начали получать курсантскую форму. Дело, в общем-то, знакомое. Старшина не подвёл – каждому подбирал по размеру, чтобы кителя сидели, как влитые.
 

Осталось мелочь – подшить погоны и петлицы, отгладить брюки и кителя. Обязательно разметить дырочку для «краба».
 

Примерки, строевой смотр. Странно было видеть друг друга в пока ещё непривычной курсантской форме. Как-то даже взрослее друзья показались.
 

А календарь неумолимо переворачивал листки последних недель и дней учёбы в КвСВУ.
 

25 мая состоялся последний звонок.
 

День начался, как и положено, митингом. Правда, не было на плече у самого большого старшеклассника самой маленькой первоклашки с колокольчиком.
 

А что, было бы интересно посмотреть как самый здоровый со второго курса старший вице-сержант, заместитель командира взвода из 6 роты Володя Сливка нёс бы на плече какого-нибудь маленького первокурсника, громыхающего ему над ухом каким-нибудь раритетным бронзовым колоколом!
 

Вместо директора на трибуне стоял генерал – начальник училища с заместителями и преподавателями.
 

Вместо говорливой толпы, стоявшей в каре, как принято в школах, перед трибуной стоял развёрнутый строй во взводных колоннах по три.
 

Да и по классам после митинга расходились с прохождением торжественным маршем под оркестр.
 

А вот речи на митинге были те же, что и в школе – с пожеланиями успехов, отличной сдачи экзаменов и широкой дороги в жизни.
 

Вот и всё. Всего неделя до выпускных экзаменов, а потом – ещё одна ступень к офицерской службе – высшее военное училище.

          Назад                                                                                                 Читать дальше