Назад                                                                                                 Читать дальше

О роли этики и эстетики в воспитании советского офицера

Во все времена кадеты, а потом и суворовцы, были любимы народом. И пусть даже их не баловали как маленьких солдатиков (в 15 – 16 лет некоторые уже вымахивали под два метра, как такого баловать), но мальчишки в чёрной форме с алыми погонами и лампасами на брюках всегда были в центре внимания и они сами ясно это понимали.

Не зря ведь пелось в кадетской песне «Фуражка»:
 

Бывало, выйдешь на прогулку -
Все дамы смотрят на тебя.
И шепчут-шепчут потихоньку:
Какое милое дитя.
 

Такое внимание, хотя и льстило, но накладывало большую ответственность. Действительно, нельзя ведь, на виду у всего народа неряшливо выглядеть, недостойно себя вести или выдать какую-нибудь чепуху при разговоре с культурными людьми.

Потому-то при отправке своего сына в суворовское училище, родители зачастую приводят такой убийственный аргумент: «Уж там-то тебя научат ложку с вилкой держать!». Да и сами мальчишки искренне верят, что пусть из них не будут делать благородных пажей, то, по крайней мере, на «ваших благородий» воспитать должны.

Ну, ладно, не повезло с учителем-французом, может быть, тогда Мишин будет учить нас хорошим манерам?

И снова разочарование – вместо политеса, всяких там «шарман», «бюве» и «манже» на стол был выложен «Моральный кодекс строителя коммунизма».

Именно его и предстояло изучать на протяжении всего курса этики. А сама этика оказалась марксистско-ленинской, что и было зафиксировано на обложках тетрадей, приготовленных для этого замечательного предмета обучения.

- А кто же будет учить ложку с вилкой держать?

- А вот это, ребята, как-нибудь сами, в обществе девочек.

Пришлось смириться и зубрить науку, тем более что двоек Мишин не жалел, а двоечникам в увольнение дорога закрыта.

Потом, в высших училищах, это пригодилось, всплыло в памяти при сдаче научного коммунизма.
Но душа ведь просила прекрасного!

Так может, эстетика откроет нам дорогу к прекрасному? Иначе как нам спасать мир, не получив самого главного – видения красоты?

Наверное, мальчишки вышли слишком глубоко из народа и не смогли воспринять науку о прекрасном должным образом, но эстетика оказалась проходной дисциплиной – пролетела, и, слава Богу.

Вот и получилось, что этику повседневного поведения суворовцы постигали от своих командиров, научившись безукоризненно вести себя в рамках Устава после того, как подполковник Крюков «калёным железом» выжег желание, как он выразился «добиваться правды».
Да и с наукой о красоте повезло - так и провели бы всю оставшуюся военную службу в тёмном невежестве и бескультурье, если бы не ежемесячные походы в театры Киева или на роскошные концерты, которые раньше могли видеть только по телевизору. Не оставались без внимания и музеи города.

Там действительно кадетам приходилось следить за собой, ловить на себе любопытные взгляды девушек. Ну, никак нельзя было в грязь лицом ударить.

Но это всё было массово и официально.

А для 1 взвода 4 роты учителем прекрасного стала Людмила Ивановна. С ней можно было говорить на любую тему – обсуждать новинки музыки, новые фильмы, да что угодно – хоть взаимоотношения между мальчиками и девочками.

Самыми любимыми и ожидаемыми были уроки в классе самоподготовки, в расположении роты. Звенел звонок, распахивалась дверь, в класс входила, прижимая к себе сумочку и тетрадь, Людмила Ивановна. Всегда красиво, со вкусом одетая, тщательно причёсанная.

Не дожидаясь доклада зам. ком. взвода, она произносила заветную фразу: «Вольно, ребята, здравствуйте, садитесь» - и начиналось действо.

Окна взвода выходили на солнечную сторону, поэтому первым делом она становилась у окна, зябко обхватив себя руками, и начинала урок.

В зимние дни она разочарованно произносила: «Ребята, а где моё солнышко?», на что обязательно в ответ звучало: «Вы наше солнышко Людмила Ивановна!».

Всегда находился желающий, готовый выскочить пулей из класса, схватить из ближайшего шкафа шинель и куртуазно накинуть её на плечики нашему «солнышку».

Материал она знала превосходно, подавала его в такой сжатой и доступной форме, что осталось только записать и выучить. Но главным в её уроках была, всё-таки, не история СССР.
Это были уроки общения с красивой и умной женщиной.

Нужно было только тактично и вовремя вставить вопрос дня – на любую тему.
Бывало, получалось это по-солдафонски прямо.

Тогда Людмила Ивановна замыкалась, остаток урока посвящался опросу, и стыдно было тому, кто не мог ответить. Тонко, с юмором, по-женски беспощадно, она могла так ужалить нерадивого, что и злиться вроде бы на красивую женщину нельзя, но оказаться второй раз в этом же положении не захочешь.

Если же удавалось перевести урок в другое русло, остаток времени проходил в свободном общении.

Она обожала французский язык, поэтому могла просто попросить, только ради того, чтобы услышать французскую речь: «Ребята, расскажите что-нибудь по-французски».

И бедным «французам» приходилось рыться в памяти, вспоминать пройденные темы. Ну, не рассказывать же, в самом деле, о вооружении и организации мотопехотного взвода армии Франции! На выручку приходили Паша Сафта или Олег Резниченко, рассказав по памяти текст «La France» или что-нибудь нейтральное.

Давно уже мир смирился с тем, что при всём разнообразии житейских коллизий мы живём по Марксу и Фрейду, причём оба этих мудреца всегда где-то рядом.

Постулат Маркса, что бытие определяет сознание, подтверждается всегда.

В случае существования замкнутого коллектива из 15-16 летних мальчиков в условиях ограниченного общения с противоположным полом ищет выхода, хотя бы эмоционального. И сделать это надо красиво, без пошлости.

Как-то Серега Мирошниченко из увольнения принёс в роту каталог товаров «Отто», привезённый его отцом из Южной группы войск. В те времена о красивой иностранной жизни только слыхали, поэтому интересно было хотя бы картинки посмотреть. Одним из разделов в этом толстом журнале был каталог женского белья (а вот тут-то и старик Фрейд появляется).

Сразу возникла мысль – подложить журнал на учительский стол, завтра ведь история.

Операция прошла, как по-писаному. Пока шло изложение материала, пока народ записывал новый материал, журнальчик листался, а в воздухе просто физически ощущалось напряжение. Наконец – заветный раздел. Напряжение сгустилось, хоть электричество качай из атмосферы.

Почувствовав необычную тишину, Людмила Ивановна подняла глаза, улыбнулась: «Ну, смотрите, что вы там необычного найдёте?».

Плотина рухнула, кадеты вскочили с мест, сгрудились вокруг стола. Урок закончен, началось общение.

Чудо, как учительнице удавалось парировать вопросы, осаживать слишком уж разошедшихся и сохранять дистанцию, отделяющую доброе общение от панибратства.

Наверное, самой объективной оценкой для учителя является количество выпускников, заходящих проведывать его. Но зайти на урок – значит, сорвать его. Тем не менее, все курсанты, заезжавшие в училище, обязательно стремились попасть к Людмиле Ивановне. Наверное, это тоже одна из училищных традиций для тех, кто учился у неё – сорвать урок у любимого преподавателя.

Но что говорить, при всей возвышенности помыслов и целей, подвигших юношей на учёбу в суворовском училище, не у всех душевная организация была столь же возвышенна, поэтому их души желали кроме теоретических знаний ещё и практики в куртуазном общении и «науке страсти нежной».

Кафедра этой науки располагалась в овраге за стадионом в романтичном окружении фруктовых деревьев и называлась «ПЛБ» - пункт ловли б……

А преподавали науку там разновозрастные «кадетские мамаши» от совсем юных до солидно разменявших второй десяток.

Когда-то юных кадет отцы водили к белошвейкам для преодоления рубежа «от мальчика до мужа». Этой традиции уже столько лет, даже юный Арамис время от времени посещал «кузину-белошвейку».

Нет уже давно белошвеек. Но наверняка кто-нибудь нет-нет и вспомнит своих подружек – Лику, Машку и Балду.

“ O tempora, o mores!” «О времена, о нравы!».

Осень, каникулы

За заботами, впечатлениями, занятиями и нарядами незаметно подошла осень.

Первого октября училище перешло на осеннюю форму одежды – сдали белые фуражки и белые кителя, переоделись в чёрную форму. Как, оказывается, чёрное стройнит!

Осмотревшись и обтёршись, находятся самые нетерпеливые, желающие придать, наконец, кадетский блеск своему пока ещё молодому (в смысле срока службы) облику.

Каждый старался внести свой вклад в это дело, идя давно протоптанным поколениями кадет путём. Хотя пути кадетской моды и неисповедимы, но предсказуемы.

Одной из модных тенденций было носить погоны чуть согнутыми по длине – получалась трубочка вместо обычного плоского, повторяющего форму плеча. Но при ношении такой погон обязательно ломался, вся красота терялась. Нужна была вставка. Картон не помогал. Олег Савченко решил вставить в погоны обрезок от пластикового корпуса РПГ-18 «Муха». Где только достал!

Погоны больше не ломались, но ходить стало невозможно – руками не двинуть, не то, что просто руку поднять.

В ходе долгих творческих поисков родилось рацпредложение – по краям погона вставить обрезки от плоской пружины, которая натягивает поля фуражки.

При этом край погона надо плоско пришивать к плечу, а сам погон сжимать трубочкой ближе к воротнику.

Получилось, но вот только командир взвода не оценил. Заставил всё отпороть и пришить по-старому. А чтобы времени в достатке было – объявил наряд вне очереди.

Так же не были по достоинству оценены старания Игоря Крючкова по усовершенствованию фуражки с использованием опять же (какой универсальный инструмент!) обрезков пружины. Они заправлялись спереди под тулью и крепились внутри околыша, заставляя тулью выпрямляться. Впрочем, некоторые использовали для этого сломанную ложку с тем же эффектом.

Но кроме одинаковости эффекта и итог был одинаков – наряд вне очереди с устранением плодов непосильного труда.

Что поделаешь – выделиться хотелось, но пока не заработали – ни значка «Воин-спортсмен», ни спортивного разряда.

Правда, военно-спортивный комплекс в училище и не сдавали. Обходились комплексом ГТО – «Готов к труду и обороне». Только носить значок ГТО считалось не очень престижным, предпочитали знак военно-спортивного комплекса ВСК.

В первых числах октября во взводе появился новенький. Довольно странное явление для суворовского училища. Все ведь поступают одновременно.

Хороший парень, спокойный. И фамилия подкупающая – Правда.

Даже физик Максвелл не устоял перед искушением – вызывая Пашку к доске, напевал как бы невзначай слова из песни Павки Корчагина из фильма «Как закалялась сталь»: «Товарищ Правда, товарищ Правда».

С годами у Паши открылось ещё одно замечательное качество.

В те времена Никита Михалков ещё не был столь знаменит, как сейчас, да и в лицо его мало кто знал. Поэтому никому и голову не могло прийти с кем-нибудь его сравнивать.

Зато теперь, если читатель, не веря своим глазам, встретит на улицах Москвы невероятно молодого для своих лет Никиту Михалкова, стройного, в распахнутом развевающемся на ветру плаще, зачёсывающего назад совершенно без седины волосы и улыбающегося в свои знаменитые усы, то можно смело сказать: «Это идёт Павел Правда!».

С началом листопада и осенних дождей привычными стали ежедневные выходы на территорию, лучшую в училище – половина плаца от трибуны до магазина и казармы 4 роты.

Впрочем, мучения с листьями и перегонка воды с плаца были недолгими – 24 октября выпал первый снег, породив первый в военной жизни критерий оценки зимы – если зимой не сильно мёрз и мало убирал снега – то зима была хорошая.

Продолжалась эпопея с ротным ансамблем. Стараясь побыстрее сыграться, музыканты при каждой возможности собирались, даже в выходные, в Ленинской комнате – репетировали.

Остро вставал вопрос с репертуаром – не всё же играть всем знакомые, хотя и популярные и обкатанные идеологически (начальство не будет против) песни известных ВИА – вокально-инструментальных ансамблей. Они и так из каждого утюга играют.

Хотелось приобщиться к классике мирового рок-н-ролла, и начать решено было с песен «Биттлз». Вот только тексты где взять?

На выручку пришла пресса – на уроках английского языка регулярно читалась газета “Moscow News information”.

На последней странице среди прочей развлекательной информации печатались тексты песен на английском языке и даже с нотами.

Проблема пришла с неожиданной стороны – все участники группы учили французский, поэтому пришла идея сделать перевод песни и представить её в новом виде.

Остро модную на то время песню группы “Status Quo” с весьма актуальным названием “You are in the army now” брать не решились – сложновато для воспроизведения в музыкальном плане.

Решили остановиться на «Girl» - песне «Биттлз» и поручено это было Игорю Крючкову как весьма сочувствующему творчеству джаз-банды.

Но, к сожалению, затея не удалась – и текст был, и желание огромное, да и слова в основном были знакомыми, но… английский язык тем и славится, что у него на одно правило сто исключений.

Обращались за помощью к учительнице – другая напасть. Что в этой песне такого нескромного, неизвестно до сих пор, но учительница покраснела и не стала переводить.
А ведь удача была так близко!

Первой учительницей английского языка в роте была Тамара Александровна Копачинская.

зная, куда спрятать руки, предпочитая стоять навытяжку, не глядя ей в глаза.
 

Или прятала на губах улыбку, слушая как Сашка Лагун выдаёт английское “to began” (начинать) с классическим украинским мягким «г», почти «х».

Военный переводчик

Немец, рыжий, как подсолнух летом,
Зло колол буравчиками глаз.
- Я не буду отвечать на это,
Я зольдат, я выполняль приказ.

  
В блиндаже, в мерцаньи полусвета
Наш полковник медленно ходил.
На рассвете мины рвались где-то,
Переводчик, в платьице одетый,
 

На ремне с тяжёлым пистолетом,
Всё переводил, переводил... ...
Отгремело время, будто выстрел,
Год за годом – быстро, быстро, быстро.
 

Мальчики, святых побед горнисты,
Их потомки славы – лицеисты
Возвращались руки целовать,
Называя Вас высоким словом Мать.  

   

Понятное дело, что и мысли не возникало вести себя хоть мало-мальски недостойно на её уроках. Но попытки были.

В училище было оборудовано три лингафонных кабинета. По тем временам – вещь неслыханная. Кабинеты представляли собой классы, в которых столы были разделены на две кабинки, в каждой стоял магнитофон, имелись наушники и микрофон. Все магнитофоны были подключены к пульту управления, с которого преподаватель мог управлять процессом, слушать любого ученика и поправить его через свой микрофон.

Кто-то разведал способ со своего рабочего места переключать связь между кабинками и общаться, благо, звукоизоляция была хорошая, лишние звуки по классу не разлетались. Ну, а как под это дело не послушать музыку, подменив бобину?

Правда, недолго музыка играла.… Всё было бы хорошо, но не были кадеты тогда мастерами покера, не умели владеть своей мимикой и делать непроницаемое лицо. Что и погубило такое хорошее начинание!

Разучивание текстов и запоминание новых слов для пополнения словарного запаса давались, в общем-то, легко.

Камнем преткновения было чтение всё той же “Moscow News information”. Необходимо прочитать вслух статью, понять её содержание и пересказать максимально близко к тексту.

Тут уж не удавалось отбарабанить заученное. Однажды в подобной ситуации вся группа попала в тупик. Заметка, совсем маленькая, была о подготовке к выборам в Советы народных депутатов. Всех смутило слово “elections” (выборы). Никто так и не смог взять в толк, что делает электрик в Совете и почему о нём пишут в такой солидной газете.

У «французов» была своя жизнь, не менее насыщенная. Преподавателем французского языка была Октябрина Михайловна – дородная степенная женщина.

Давно ходит мнение, что учителя иностранных языков, невольно перенимают черты того народа, язык которого преподают.

Если Тамара Александровна была в общении сдержанной, лаконичной, что, в общем-то, не расходилось с представлением о чопорности англичан, то Октябрина Михайловна была как истинная француженка – немного косметики, немного небрежности в одежде и причёске, немного жеманности в жестах и речи. Правда, пропорции её были не совсем теми французскими, как мы их представляем, но тут уж как природа распорядилась.

Как в воду смотрела. Они переписывались, но очень недолго.
 

Дальше всех в практическом применении своих знаний продвинулся Олег Савченко, более известный во взводе как Карлсон.

Пришлось даже однажды Крючкову блеснуть знанием французского, когда Тамара Александровна отправила его за классным журналом взвода во французскую группу.

Было несколько волнительно (а как получится на самом деле?) зайти в класс и на чистейшем французском спросить: Puis-je entrer? Souvorovien Kruchkov «Разрешите войти? Суворовец Крючков», а, уходя, так же свободно попросить разрешения выйти:“Puis-je sortir?”.

Правда, усилия остались неоценёнными – Октябрина Михайловна наверняка, как истинная француженка, считала, что языком прекрасной Франции должен владеть каждый культурный человек, поэтому даже не заметила необычности ситуации.

А, поскольку за всё в жизни надо держать ответ, и от экзаменов тоже не отвертеться никак, то старое военное правило: «Подход – отлично, отход – отлично, знания – неудовлетворительно, общая оценка – хорошо» при сдаче иностранного языка действовало неукоснительно.

Отсюда ясно, что фраза: “Comrade teacher, suvorovite ***** has come to take his English examination” и “Camarade professeur, souvorovien ***** est venu pour passer l’examen de fran?ais”, что на обоих языках значит: «Товарищ преподаватель, суворовец ***** прибыл для сдачи экзамена по **** языку», что называется, «от зубов отскакивала».

Так, за волнениями, заботами, учёбой незаметно пролетело время, даже первоначальная тоска по дому улеглась и забылась. Как-то незаметно подошли каникулы.

Или правильнее сказать, первый кадетский отпуск.

Радостные хлопоты – заказ билетов, получение их у курьера, который привозил билеты специально из касс в суворовское училище. Мечты о том, как встретят дома, как показаться друзьям.

Всё это было в разных вариациях, но была ещё одна составляющая, военная. Необходимо было встать на воинский учёт в местном военкомате или другом органе власти, в сельсовете, к примеру. Поскольку командиры весьма обстоятельно инструктировали о важности этого мероприятия, то отношение к нему было самое серьёзное.

Олегу Резниченко, поскольку родители служили в Группе советских войск в Германии, в первый отпуск довелось ехать в Днепропетровскую область к бабушке, в село.

По прибытию на место, памятуя о наказе командира взвода, (а вдруг война, а никто не знает, где вы находитесь, это же дезертирство!), и, руководствуясь Уставом, Олег начистил пряжку на ремне, довёл до ослепительного блеска ботинки, нагладил форму и направился к ближайшему оплоту Советской власти на селе – к сельсовету.

Эффект был бомбовый! Ещё бы, такое чудо идет по селу!

Сбежалось не только полсела на это дело посмотреть. Сбежались все коты, собаки, куры, гуси и всякая прочая живность. Можно сказать, что за не ожидавшим такого эффекта суворовцем тянулся шлейф абсолютно офигевшего населения.

Немного непривычно было идти под удивлёнными (или восхищёнными?) взглядами и ловить в спину шёпот: «Що воно таке пішло?», «Куди воно пішло?», «Чиє воно пішло?»

То-то пришло разнообразие в скучную жизнь селян!

Ну, а председатель сельсовета аж подпрыгнул на стуле, когда такое чудо ввалилось в кабинет. Он долго не мог понять, зачем к нему явился военный в невиданной форме. А уж когда разобрались, да оказалось, что это суворовец, то проникся, загордился.

После этого случая долго родственникам Олега не давали прохода на селе. Чем не повод бабушке и дедушке гордиться внуком.

Только вот у Олега в душе осталось чувство несовершенства бытия: « Ну и облажался же! Нашел место...»

И в продолжение темы…

После первого курса летом на каникулы Олег ездил к родителям в Германию. Они жили тогда в славном городе Вюнсдорфе, недалеко от Берлина. Там располагался штаб Группы советских войск в Германии.

Помня ту историю в селе, Олег вырядился в гражданку и пошёл в комендатуру становиться на воинский учет. Но там-то народ ушлый.

Вот рассказ героя тех событий: «Как увидели мой отпускной билет, да как наехали! Так, по-настоящему, по-казарменному. Комендачи ведь. Злые.

Короче, пришлось идти домой, одевать форму. Шел я и вспоминал тех собак, котов, курей...».
Лучше учиться на чужих ошибках.

О ротных прапорщиках

После отпуска в роте опять пополнение.

На этот раз - два прапорщика. Один – помощник офицера – воспитателя прапорщик Резниченко. Однофамилец Олега. Странным образом за ним пришло его прозвище – Мао. То ли за некоторую раскосость глаз, то ли за его «бурятские» скулы.

Никогда нельзя было понять, когда он говорит серьёзно, когда шутит – вечно с непроницаемым лицом. Как индеец.

Характер его определился быстро – особо ни во что не вникал, отбывал положенное время на службе.

Любимая шутка – ворваться в расположение, когда рота на занятиях, проскочить примерно до середины и прорычать: «Дневальный! Дневальный. … твою мать!».

И, дождавшись доклада дневального: «Товарищ прапорщик, дневальный по роте…», оборвать его: «Пошёл нах…!»

С прапорщиками в роте отношения были особые.

Помощником офицера – воспитателя 1 и 2 взводов был старший прапорщик Рубан. Человек, может быть, и незлой, по-своему добросовестный. Чем он занимался, когда рота была на занятиях – никто и не знал.

Пока не было старшины, между делом исполнял его обязанности, ходил «ответственным» - в течение суток контролировал в роте соблюдение распорядка дня, в том числе и ночью. Так что у кадет складывалось впечатление, что главная его задача – быть как щука в озере, чтобы карась не дремал.

Но если у офицеров уже в крови было понимание того, что если требовать с личного состава – надо давать ему взамен хоть что-нибудь, то у «дяди Коли» всё было прямо – в любом месте, где бы он ни появлялся, нужно было пресечь любое дело, которым занимались кадеты, наставить их на путь истинный.

Всё бы ничего, но уж больно громко он при этом кричал, заводя себя и распаляясь всё больше.
Ну, уж как его ненавидели кадеты и мелко мстили! То рота начинает «паровозиком» вышагивать на вечерней прогулке в его дежурство, то в столовой подбросят ему в кашу болты. Но он был тёртый калач – чуял такое за версту, или кто-то подстукивал ему – в такие дни в столовой при роте не ел.

А уж сколько раз в бессильной злобе, после очередной взбучки от Рубана, кто-нибудь клялся, вздымая кулаки к небу: «Ну, погоди же, Рубан, стану лейтенантом, приеду в училище, походишь ты у меня строевым шагом с отданием чести!».

Однажды, уже на втором курсе, чаша народного терпения переполнилась – стихийно сложился заговор, весть о котором молнией разнеслась по взводам.

Самое главное для любого восстания – конспирация. Так и получилось – сигнал прошёл.
Народ его услышал, а от кого он исходил, и кто был организатором – узнать было бы невозможно. Всё шло как дуновение ветерка от человека к человеку.

Закончился день, прошла вечерняя прогулка, за ней – вечерняя поверка. В строю необычно тихо, суворовцы ведут себя так, что даже «дядя Коля» не находит, к чему придраться.

Наконец – отбой, выключается свет. Сколько бунтов потерпело поражение из-за нерешительности восставших. И на этот раз – напряжение достигло своего пика. Кто подаст сигнал, с чего начинать?

В полной тишине в четвёртом взводе ударом метронома прогремела три раза дверца от тумбочки.
Пауза. Решится ли народ свершить задуманное?

И после паузы прокатилось волной народного гнева: «Р-р-р-ру-у-у-бан – свинья!».

Включается свет. Все лежат неподвижно, глаза у всех закрыты.

Что делать прапорщику? Поднимать роту? Но и не отреагировать нельзя. Выход нашёлся: «О, молодцы, прапорщика послали. Ну, умники!».

Наверное, неделю Рубан не появлялся на службе. Обида жгла.

Подростки иногда могут быть очень жестокими.

А командир роты так тогда ничего и не узнал – «дядя Коля» не доложил об этом.

Новый старшина прапорщик Морозенко появился в роте 11 декабря. Обыкновенный день, ничем не примечательный.

Правда, после того, как его представил командир роты, у суворовцев, с детства изучающих украинский язык и литературу, родные для большинства народонаселения роты, в памяти молнией сверкнуло:

«Ой, Морозе, Морозенку, славний наш козаче!

За тобою, Морозенку, вся Вкраина плаче...»

Новый старшина оказался однофамильцем знаменитого казацкого полковника, героя национально-освободительной борьбы украинского народа.

Но это никак не повлияло на выбор для него боевого имени. За высокий рост и некоторую худобу старшину окрестили «Цвях», что по-украински означает «Гвоздь».

Хотя дядькой он оказался неплохим и незлым. Все одеты – обуты, накормлены – напоены, в расположении порядок.

Наряд гоняет – так ведь работа такая. Мы же понимаем!

          Назад                                                                                                 Читать дальше