Назад                                                                                                 Читать дальше

О досуге

Рабочие дни пролетали быстро в круговерти нарядов, занятий, самоподготовок, уборки территории и вечерних мероприятий.

В субботу тоже до обеда были занятия, но душа уже просила отдыха

Но, как водится в военных заведениях, не тут-то было!

Конечно же, увольнения были – но только после ПХД – парково-хозяйственного дня. Ещё толком не понимая этого словосочетания, кадеты принимали его как неизбежное зло, руководствуясь золотым принципом китайской философии – если ты не можешь влиять на ход события, то дай ему идти своим чередом, не трать попусту душевных сил.

Обычная уборка территории в субботу расширялась большой приборкой в спальном помещении и классных комнатах.

Обычно, с этим справлялись довольно быстро – был конкретный стимул. Счастливчики, идущие в увольнение, подгоняли остальных, которые в свою очередь не особо стесняясь, перекладывали на увольняемых основную часть работы – всё равно будут делать, им же в увольнение идти.

Но бывали урочные дни, которые определял командир роты, в эти субботы парково-хозяйственный день напоминал стихийное бедствие. Все койки, тумбочки и стулья сдвигались по углам казармы, и взвода начинали стёклышками скрести паркет до белого состояния. Откуда в училище набиралось столько битого стекла – загадка великая. Но хватало всем ротам, ибо подобная процедура почти всегда проводилась одновременно во всём училище.

После циклевания паркет красился морилкой под благородное красное дерево. Её готовил заблаговременно старшина в урочный день – заваривал в большом пятидесятилитровом баке.

После высыхания – самое главное. На паркет накладывалась мастика, растиралась специальным приспособлением – «Машкой», состоящей из 2-3 натиральных щёток, набитых на доску, утяжелённую танковым траком и снабжённую длинной ручкой. И, наконец, венец всего – каждому выделялось по паркетной «ёлочке», которую надо было натереть так, чтобы блестело, как … в королевском дворце.

Завершающий этап – расстановка казарменной мебели по местам и устранение замеченных недостатков.

Кстати, в последующей многолетней службе довелось убедиться, что устранение ранее замеченных недостатков и есть основное содержание военной службы в мирное время.

Горькая военная шутка – за всю службу видел только грудь четвёртого человека, работал над собой и устранял ранее замеченные недостатки.

Итак, порядок наведён, недостатки устранены. Пора и в увольнение, но идти-то уже и некуда. Драгоценное субботнее время безвозвратно потеряно. Только киевляне – счастливчики получают увольнительные и разъезжаются по домам.

Но впереди воскресенье, а, значит, есть ещё шанс погулять по городу, сменить казарменную обстановку на мирную жизнь.

Те же, кто в увольнение не попадал, вечером довольствовались просмотром кинофильма в клубе училища.

Репертуар был, конечно же, в основном патриотический. Правда, начальник клуба старался привезти в училище новинки – «Ключ без права передачи», «В моей смерти прошу винить Клаву К.», «Розыгрыш».

Может быть, школьники того времени эти фильмы не очень-то и смотрели, но для мальчишек, проводящих круглые сутки в замкнутом мужском коллективе, они были как окно в мир.

Невольно сравнивалась атмосфера школьной вольницы с «суровым кадетским бытом». Вспоминалась своя школа. Казалось, так там сейчас хорошо!

Опять же – девочки красивые.

Забегая вперёд, одно лирическое отступление.

Однажды, уже на втором курсе, так сложилось, что школьные каникулы закончились, а кадетские только начались. Появилась возможность проведать свою школу и свой класс. Кто этим воспользовался, кто в родную школу больше ни ногой. Но Игорю Крючкову довелось посидеть на уроках в своём классе. Впечатления были сравнимы с лёгким шоком.

После училища, где преподаватели обращались к суворовцам исключительно на «вы», не повышая голоса, а сами суворовцы вели себя на уроках сдержанно, отчасти не желая неприятностей в виде взыскания от командира взвода, но в большей степени потому, что это стало нормой поведения.

И не только на уроках.

Самый первый выход в город на экскурсию под руководством
старшины роты прапорщика Соловей

Школьная же вольница, от которой уже успел отвыкнуть, потрясла. Особенно впечатлило наведение порядка в классе методом, называемым «с размаху указкой об парту».

Но вернёмся к кадетскому досугу.

Лучшие места в клубе были по центру зала – и не из-за того, что обзор хороший. Просто там несколько рядов кресел были оторваны от пола, поэтому при откидывании такого ряда назад получалось довольно комфортное полулежачее место. Хотя командование старательно рассаживала подразделения поротно, но кадеты под покровом темноты рассаживались к своим друзьям – из своего курса или к «старикам» - для мальчишек очень важно было общение с близкими людьми за пределами только своего взвода.

Так проходила суббота, ещё одной особенностью которой было то, что в субботу на вечернюю прогулку роты не выходили.

Распорядок дня в воскресенье был отлажен как швейцарские часы, Подъём, построение, спокойное умывание (зарядка ведь в воскресенье не проводится), завтрак.

Обязательным элементом распорядка дня в воскресенье был просмотр в 9.30 передачи «Служу Советскому Союзу!», которую кадеты между собой называли «В гостях у сказки».

Гораздо охотнее они смотрели другую передачу, детскую, под названием «Будильник», начинающуюся в 9.00. Командир роты, зная эту слабость, на утреннем построении перед командой «Разойдись» так всегда и говорил, улыбаясь: «Идите смотреть свою передачу».

А потом…

Суворовское училище не было бы военным, если бы в воскресенье не проводились спортивные праздники под лозунгом: «Если отдых – то активный, если праздник – то спортивный!».

Правда, почему-то вместо весёлого футбола – волейбола приходилось праздновать то на стометровке, то на дистанции 1 км.

Дело в том, что конец 70-х годов и начало 80-х было временем расцвета творчества Владимира Высоцкого, а Крючков был его страстным фанатом. В любой ситуации у него находилась цитата из песни артиста. Как-то раз Сашка Захаров и предложил: «Игорь, спой что-нибудь из Высоцкого».

Правда, таланта к игре на гитаре не было напрочь, поэтому пение исполнялось а-капелла, а ритм, чтобы занять руки, отбивался на парте. Неожиданно народу понравилось, а поскольку песен Игорь знал великое множество, то репертуар на каждом «концерте» был новый.

Один раз Юра Калининский задал задачку.

- Игорёк, а спой нам про енота.

- Какого ещё енота? У Высоцкого нет такой песни.

- Ну, как же! Слушай - ТУМ-ТУ-ТУ-ТУМ, Енот! ТУМ-ТУ-ТУ-ТУМ, Идёт! Ну, и так далее.

И ритм вроде бы знакомый, но никак не сообразить, о чём речь. Пауза затягивается. Слушатели начинают терять интерес. И вдруг – озарение! Ведь это же «Песня о йогах»!

Точно - ТУМ-ТУ-ТУ-ТУМ, Йог. ТУМ-ТУ-ТУ-ТУМ, Мог. В действительности так: «Говорят, однажды йог смог, ничего не бравши в рот год…». Вот и получилась «песня про енота».

Одной из традиций было проводить по субботам вечера отдыха (в простонародье – скачки) для каждой роты отдельно. По какому принципу определялась периодичность их проведения – тайна великая есть, известно одно, что для какой-нибудь определённой роты это было явлением нечастым, хотя девочки, весёлые, красивые, благоухающие духами, регулярно будоражили сердца кадет, приходя в гости на танцы.

К началу вечера организовывался входной контроль, чтобы отсечь непрошенных гостей.
С началом танцев такая строгость затихала, поэтому для старшего курса это был праздник для всех желающих, сумевших проникнуть за дверь актового зала.

Осмотревшись и оперившись, первокурсники тоже хотели себе такие же вечера, но для этого необходимо было обеспечить музыку.

Это было золотое время вокально-инструментальных ансамблей - школьных, поселковых, клубных – каких угодно. Поэтому совершенно логичным было бы иметь такой ансамбль в каждой роте. Тем более что не надо было бы просить об одолжении на стороне.

Помог случай – Вадик Беженарь с самого начала учёбы был назначен каптёром. Особой выгоды для взвода из этого не было, скорее, Вадику доставалось от несознательных однокашников за то, что по долгу службы, а иногда и, пользуясь возможностью, отсиживался в каптёрке от нарядов.

Но однажды он примчался во взвод с вестью – в каптёрке на самом верхнем стеллаже обнаружены музыкальные инструменты. Что-то подобное ожидалось, аппаратура передавалась из поколения в поколение, но состояние её было плачевным. Тогда нашёлся почти работающий усилитель, что-то из барабанов, плохонькие гитары.

По роте по кругу пустили фуражку – собрали с миру по нитке, докупили кое-что необходимое.
Но совершенству передела нет – для лучшего звучания понадобился вибратор звука. Хотя, может быть, он назывался по-другому, в общем, нужно было устройство для создания эха (примерно как если бы в микрофон сказать: «Раз» и в ответ: «Раз – раз - раз – раз» с затуханием).

Правдами и неправдами раздобыли старый магнитофон «Соната», Юра Самойленко переделал его так, чтобы вместе стояли записывающая и считывающая головки. Необходимо было склеить ленту в кольцо.

В домашних условиях просто – капля уксуса и нет проблем. Во взводе уксуса не бывало никогда, поэтому организовался конкурс рацпредложений – чем клеить. От силикатного клея до клея ПВА и липкой ленты. Как бы то ни было, задача была выполнена, ансамбль приобрёл необходимое устройство.

В отличие от суворовцев, искренне увлёкшихся созданием собственной джаз-банды, командиру роты не нужна была ещё одна головная боль, но оснований запретить не было, против традиции не пойдёшь.

Ансамбль сложился быстро – Юра Самойленко, Олег Резниченко, Витя Козёл и Саня Орлов.

С началом репетиций к музыкантам пришли боевые имена – прозвища. Не для широкого применения, но вполне заслуженные.

Олег получил имя «Slade» по названию популярной тогда английской рок-группы. Юра стал Гилланом – в честь лидера группы «Deep purple».

Саня Орлов и так был уже Шурой.

Витя Козёл с началом занятий по французскому языку давно получил прозвище Викт?р, так что менять ничего и не надо было.

слово-то такое ещё не все знали, и о компьютерах имели весьма смутное представление.

Юра добавил несколько песен из репертуара своего школьного ансамбля, ставшие неизменными хитами вечеров. Их нельзя было назвать песнями «Биттлз», скорее, это было вольное переложение на русский язык.

Толпу заводила всегда «Маленькая девочка».

Простенькие слова, лёгкая музыка как нельзя более подходили для дискотеки:

Маленькая девочка на лавочке сидит.
Голову склонила, кукле что-то говорит:
«Даже если случится беда,
Я хочу, чтоб твои глаза
Для меня не гасли никогда».

Что бы ни случилось, друг мой, помни – я с тобой,
Пусть погибнет вся Земля под атомной войной.
Даже если случится беда,
Я хочу, чтоб твои глаза
Для меня не гасли никогда.

Крошка, очень ты мала, ну а я – трепач.
Пол-Европы тебе отдам, только ты не плачь.
Даже если случится беда,
Я хочу, чтоб твои глаза
Для меня не гасли никогда.

Обязательно на дискотеке необходима медленная песня, чтобы мальчики могли поприжимать к себе девочек. В такие минуты мимолётной близости начинались знакомства. Иногда они становились настоящей любовью.

Известен случай, когда вот такая дискотечная дружба затянулась на долгие года, была пышная свадьба в Киеве, потом девочка уехала к мужу в военное училище знакомиться с тяготами и лишениями военной, пока ещё курсантской жизни. Потом была офицерская служба, командировки, Чечня, лампасы.

Лучшая иллюстрация к поговорке, что для того, чтобы стать женой генерала нужно выходить замуж за лейтенанта.

Такой песней у джаз-банды 4 роты были стихи Марины Цветаевой, правда, тоже в несколько свободном изложении, положенные на музыку собственного Юриного сочинения:

Ещё вчера в глаза глядел.
Сегодня ты косишься в сторону.
Ещё вчера про птиц мне пел.
Все жаворонки нынче – вороны.

Уходят в море корабли,
И вдаль зовёт дорога белая.
И слышен стон со всей земли:
«О, милый, что тебе я сделала?»

Ты позабыл, как песни пел
И на руках носил по улицам.
Ты позабыл, как был несмел.
И всё просил: «Ну, поцелуемся!»

Тебя звала, тобой жила,
А ты пришёл, и смотришь в сторону.
Я поняла – любовь прошла.
И ты с другой теряешь голову.

И пусть большинство из танцующих, возможно, даже и не слыхали о Цветаевой, понимание поэзии придёт позже, но под такие проникновенные слова просто обязано было родиться глубокое чувство.

Потом, чтобы слишком уж кадетские души не размягчались, моментально менялась тональность, и со сцены неслось опять из «Биттлз»:

Забрался как-то в медный таз,
Без вёсел и руля.
И переплыть Па-де-Кале
Собрался, братцы я.

Хоть на подобном корабле
Через пролив Па-де-Кале,
Через пролив Па-де-Кале
Никто не плавал до меня…

Не удивительно, что музыканты были самыми популярными парнями на скачках.

Завидно было слышать за спиной девичий шёпот: «Ой, какой симпатичный мальчик там, на сцене. Я хочу обязательно с ним познакомиться».

Вечера отдыха обычно проходили по одному сценарию, но был один - настоящий кадетский бал.
Трудно сказать, может быть, и вправду раньше всех суворовцев учили танцам в обязательном порядке. Со временем это выродилось в кружок танцев при училище.

Девочки в воздушных бальных платьях, парни затянуты в парадные мундиры. Под ремнём – ни складочки, сами вытянуты в струнку. Подбородки гордо подняты. Левая рука за спиной, правая бережно несёт руку партнёрши.

Ни дать, ни взять – гусары, только ментиков на плечах не хватает, да и усы ещё пока только пробиваются.

Впереди Юра Майсурадзе из 4 взвода 2 роты, «старик», изящный красавец - грузин, за ним Пашка Сафта и Пашка Правда, румяные от смущения - ведь первый выход на люди.

Но видно было, что Правда прячет в усы улыбку – значит, владеет собой.

Один из «гусар», Паша Сафта, с отличием окончит Сумское артиллерийское училище, послужит на Дальнем Востоке в укрепрайоне, потом переквалифицируется из просто артиллериста в артиллериста-десантника, подружится с небом в родном Болграде в дивизии, которой будет командовать Артур Горбенко.

Полонез закончился, танцоры показали ещё пару классических бальных танцев, и вечер пошёл привычным путём, плавно перетекая в скачки, в которых властвовали ритм, громкость, в общем, «забой».

Скакали, не жалея паркета, который буквально за два часа до начала бала натирал Виталик Чёрный со своим отделением.

Ответственным в тот день был майор Сердюк, командир 3 взвода.

Заметив, что кадеты, подавленные объёмом предстоящих свершений, приуныли, он решил поддержать их «самурайский дух», коротко и ёмко пошутив по-военному: «Паркет натирать так, чтобы в отражении видеть какого цвета трусики у девочек!». Смирившись с неизбежным, сняв поясные ремни и кителя, ребята принялись за дело.

Может быть, и вправду шутка подействовала, но к началу бала паркет действительно горел, правда, поначалу в нём отражались только многочисленные лампы с настенных канделябров и огромная люстра в центре. А потом в пол уже никто и не смотрел…

О военном…

В училище буквально витал воинский дух, оправдывая слово «военное» в его названии.

Можно взять интернат, как это сейчас модно, одеть его учеников в единую форму с погончиками, даже назвать это заведение кадетским корпусом. Но будут ли они военными людьми? Совершенно не обязательно.

Для этого надо, чтобы всё было настоящим – во главе подразделений – офицеры. Пусть название их должностей по штату звучит как «офицер-воспитатель», но в обиходе более привычны – командир роты, командир взвода.

Жизнь в училище подчинена Уставу – единому для всех Вооружённых Сил и не делающему скидку на возраст. Суворовцы одеты в военную форму, называющуюся таковой безо всяких условностей.

Звания, правда, не воинские. Да ведь и присягу ещё не принимали.

Зато наряды на службу – самые настоящие, и даже бывают вне очереди. И устаёшь в наряде тоже по-настоящему, не раз бывало, что на следующий день на занятиях преподаватель, увидев пригревшегося и прикорнувшего суворовца, не распекает его за неподобающее поведение, а понимающе спросит: «В наряде вчера был?». Хотя поспать на уроке так и не даст.

Да и обучение наряду с общеобразовательными дисциплинами шло и по военным предметам. В первую очередь – строевая подготовка, без оружия и с оружием. Огневая подготовка, начинавшаяся в классе с изучения устройства автомата и пулемёта Калашникова и правил стрельбы из них и развернувшаяся в полную силу в летних лагерях наряду с тактической подготовкой и её неизменными спутницами – военно-инженерной подготовкой и подготовкой по ЗОМП – защите от оружия массового поражения.

Не забывали и о технических науках – учили связь и автодело, завершившееся вождением грузового автомобиля и сдачей на права.

А уж различные построения стали вообще привычным делом. Научились и стоять в строю, не шевелясь, думая о своём и привычно выполняя команды.

Обычно училище строил и докладывал начальнику училища его заместитель – начальник учебного отдела полковник Щеблаков Александр Дмитриевич. Высокий, статный, с громовым голосом, он вмиг мог привести в норму любой беспорядок на плацу.

Уважали его безмерно – звание Героя Советского Союза он заслужил в 1944 году в ходе операции «Багратион» в Белоруссии, будучи в 19 лет сержантом, командиром отделения.

С войны у него осталась ещё одна память – ранение в руку. Поэтому при прикладывании руки к головному убору он не мог держать ровно руку и расправленную ладонь – большой палец подворачивался вовнутрь, и рука держалась несколько напряжённо.

наградах и рассказывал о своей боевой молодости или на совете училища, где рассматривались проступки суворовцев, и принималось решение о дальнейшем пребывании в училище особо «отличившихся».

Суровый и требовательный с офицерами, полковник Щеблаков старался понять, что двигало суворовцем в его «подвигах», не стараясь просто применить власть, которой у него было предостаточно.

Однажды полковник Щеблаков обходил училище и зашёл в 5 роту. Дневальный заметил его поздно – в пятой роте, как, впрочем, и в первой, расположенной так же, но на этаж выше, место дневального находилось несколько не удобно – отлично просматривался огромный холл – как связка между двумя перекладинами в букве «Е», в виде которой построено училище, зато со стороны лестницы можно было подойти незаметно.

С перепугу дневальный вместо того, чтобы рявкнуть во всю глотку, пропищал: «смирно». Душа полковника не снесла такого безобразия.

Он начал наставлять незадачливого дневального: «Кто же так команду подаёт! Ты должен так скомандовать, что если даже человек на очке сидит, и то должен вскочить и принять строевую стойку! Смотри, как надо!».

И как скомандует своим рокочущим басом в полный голос: «СМИРНО!», что не только дневальный, и так застывший, что «смирнее» не бывает, но и оказавшийся неподалёку Игорь Крючков, видевший эту сцену с самого начала, замер навытяжку. Просто рефлексы сработали безотказно.

Хорошо была поставлена строевая подготовка в Киевском СВУ.

«Если вы такие умные, то почему строем не ходите

и строевые песни не поёте?»

(Приписывается одному очень известному генералу)

Что может быть в армии прекраснее строевой песни, тоже являющейся элементом строевой подготовки?

В суворовском училище подразделения перемещались в основном внутри здания, до любого кабинета или в спортзал можно было дойти по переходам, не выходя на улицу. Кроме, разве что занятий по строевой подготовке, училищных построений и ежедневных вечерних прогулок.

Почему-то исполнение строевой песни как элемента училищных построений в составе роты почти не практиковалось. Зато вечерняя прогулка компенсировала этот недостаток с лихвой.

Вообще, само понятие «вечерняя прогулка» звучит заманчиво только для непосвящённого человека, каковыми были при изучении распорядка дня свежеиспечённые кандидаты в первый день своего «кандидатского стажа».

В первый же вечер оказалось, что действительность гораздо суровее, чем можно было бы предположить.

Никакого расслабленного променада по дорожкам училища и в помине не было. Рота выскочила на улицу по команде (ещё пришлось пару раз туда-обратно слетать, а ведь третий этаж екатерининской постройки – примерно равен современному пятому этажу – медленно выходили), построилась в ротное каре самым немудрёным способом – впереди - первый и второй взвода, за ними – третий и четвёртый, и вперёд.

Начало, конечно, было плачевным. Для начала надо было просто научиться идти в ногу строем. Но нет задач невыполнимых, со временем и это умение пришло.

Незаметно в роте сложился ансамбль любителей строевой песни.

У солдата выходной, пуговицы в ряд.

Никуда не торопясь, золотом горят.

и новую на то время «Аты-баты, шли солдаты».

Везде, где можно и где нельзя, пытались заменить слово «солдаты» более близким «кадеты». Что-то, получалось, чаще – нет. Не зря ведь давно уже известно, что из песни слова не выкинешь.

Но творческий зуд всё равно не угасал, поэтому лихо летело над бульваром Леси Украинки:

И стояли барышни у обочин.
И кричали: «Хочется очень-очень!».

Не то, чтобы это поощрялось ответственным офицером, но ведь для того и существует наука психология, чтобы уметь оценивать обстановку.

Ходнев никогда не ходил с ротой, он запускал её по кругу. А сам выныривал в неожиданном месте. То, что он считал безобразием, пресекалось, но дело-то всё равно уже было сделано.

Мамочка жил в своём мире, его просто не интересовало, что творится вокруг. А робкие его попытки вмешаться в ситуацию пресекались самими же кадетами.

Есть такой способ молчаливого протеста – называется «Паровоз».

В этом случае при движении строем в ногу акцентируется удар левой или правой ногой. Достаточно было запустить по строю: «Паровозиком под правую», дальше все знали свою задачу.
Даже, бывало, и командиру роты так высказывали свой протест. Хотя это приводило только к очередному «выжиганию калёным железом». Это был его любимый способ воспитательной работы.

Иногда думалось, что если бы все его «выжигания» осуществлялись буквально, то все суворовцы в роте ходили бы, как индейцы – с ног до головы в шрамах от калёного железа.

С командиром третьего взвода майором Сердюком можно было петь всё, но не зарываться, а при Урмашеве – командире четвёртого взвода как-то и не пелось. Непонятна была его злость на всё вокруг. Проще было пройти по кругу и шмыгнуть в роту.

Любимой песней, практически, лейтмотивом вечерних прогулок была «Песнь о вещем Олеге» в том варианте, который показан в замечательном фильме «Дни Турбиных» по «Белой гвардии» М.Булгакова.

Там она называется «Гром победы».

Начинал обычно Миша Гармаш, у него голосина был самым мощным, подхватывали запевалы, и над плацем гремело в зависимости от личности ответственного офицера: Так громче, музыка, играй победу.

Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит.
Так за царя, за Родину, за веру
(так за Совет Народных комиссаров)
Мы грянем громкое: «Ура, ура, ура!»

Иногда, настраиваясь на серьёзный лад, прогулку начинали с песни из кинофильма «Офицеры»:

От героев былых времён
Не осталось порой имён.
Те, кто приняли смертный бой,
Стали просто землёй, травой…

Под мерный походный шаг песня звучала мужественно, хоть и исполнялась ломкими юношескими голосами.

При хорошем настроении за время вечерней прогулки, бывало, пели по двадцать песен, как только дыхания хватало. Это притом, что нужно было сделать три круга вокруг училища. А встречную роту просто необходимо было переорать, особенно, если это рота старшего курса.

Наверное, такое пение трудно назвать эстетичным. Просто это давало возможность мальчишкам выплеснуть эмоции, накопившиеся за день.

Для истинного «belle canto» - прекрасного пения - существовали уроки музыки, сводившиеся, правда, к разучиванию хоровых военных песен, но зато – под руководством преподавателя Ольги Михайловны Потькаловой.

Почему-то считалось, что мальчишек может вдохновить нечто бравурно - слащавое в духе Ивана Бровкина вроде:

Если снова нам придётся выйти в путь-дорожку,
У солдата всё найдётся – котелок и ложка.
Есть и танки, и ракеты, всё, что надо нам.
У солдата, у солдата только нету жалости к врагам.

Занятия по музыке были обязательными. Отделаться было нельзя, только если заступить в наряд.
Поэтому оставалось только смириться и продолжать бесконечно петь про «катилёк и лёщку».
Для официальных мероприятий рота репетировала песню, специально написанную для Киевского суворовского училища:

Пламенем зари алый стяг гори.
Мы шагаем по улице главной.
Скоро станем мы, Родины сыны
Офицерами армии славной.

Пусть время птицей
Над нами мчится.
В памяти у нас Ленина наказ –
Учиться, учиться, учиться.

К визиту в училище Командующего Киевским военным округом генерала армии Герасимова довольно быстро была подготовлена и отрепетирована песня: Грозные годы, враг со всех сторон.

Киевский округ революцией рождён.
Лихие эскадроны, легендарные полки,
Разящие, как молнии, клинки.

Почему-то при исполнении первого куплета представлялся эпизод из фильма «Офицеры», когда комвзвода Варава мчится рядом со своим другом комвзвода Трофимовым в кавалерийскую атаку с шашками наголо.

И даже не смущало, что атака эта была в Туркестане, далёком от благословенной Украины.
Припев гремел всегда мощно:

Мы округа честь не уроним никогда.
Доблесть твою пронесём через года,
Славой побед овеянный округ боевой,
Краснознамённый Киевский, мы горды тобой.

Как это ни странно, а, скорее всего, так и должно было быть, но при всегдашнем кадетском нигилизме касательно всякого официоза эти две песни пришлись, что называется, ко двору.

Правда, уже тогда всплывала мысль – округом-то мы гордимся, а вот доведётся ли нам служить в Краснознамённом Киевском, или разбросает судьба по другим Краснознамённым округам – Туркестанскому, Среднеазиатскому, Дальневосточному и другим, не только не менее славным, но и более отдалённым.
 

          Назад                                                                                                 Читать дальше