Мой низкий поклон вершителям сиротских судеб 

Всмотрись, читатель, в эти фотографии. Между ними - полвека человеческой жизни. На правой - суворовец с пытливым взглядом (снимок 1946 года). Глаза как бы пытаются спросить: а что там у меня впереди? На другой (снимок 1996 года) - взгляд уравновешанного, уже подусталого подполковника в отставке, глядящего на выпавшую судьбу с вершины прожитой жизни...

Этого человека знает практически каждый  сотрудник Ростовского государственного строительного университета. 16 последних лет проработал он в этом учебном заведении на должности начальника режимно-секретного отдела университета. Представляю: Иван Дмитриевич Цапко. Родился в 1930 году в селе Благодатном Ставропольского края. Первосуворовец. После окончания в 1950 году  Ставропольского суворовского военного училища продолжил обучение в Кавказском суворовском офицерском училище (его  «однокашник» - Виктор  Скоков, который со временем будет командовать Северо-Кавказским, а затем Прикарпатским военными округами и дослужится до звания генерал-полковника). Офицерскую службу лейтенант Цапко начал в должности командира учебного мотострелкового взвода, затем был секретарём комитета ВЛКСМ мотострелковой части  в городе Грозном. В 1957 году  переведён в органы военной контрразведки. Окончил Высшую школу КГБ СССР. О том, где служил, чем  занимался – обычно люди этой профессии умалчивают. Не буду и я «мучить» Ивана своими вопросами.  Добавлю только, что в 1983 году он уволился в отставку с должности заместителя начальника подразделения Особого отдела КГБ по Северо-Кавказскому военному округу.  О своём военном детстве он рассказывает:

- Сегодня никого не удивишь печальной информацией о детской беспризорности. И только в последнее время руководство страны обратило внимание на эту проблему. А мне вспоминаются другие времена, когда нашему народу было несравненно тяжелее, но государство  в два счёта смогло разрешить подобную проблему. И я об этом знаю не понаслышке.

Начало 1943 года. Ставрополье, только что освобождённое от немецких оккупантов. Пришла «похоронка» на отца, погибшего на Миус-фронте. Ещё раньше умерла мать. В 13 лет я остался сиротой.

Однажды кто-то из односельчан посоветовал: «Иван, пропадёшь один, тебе надо в суворовское училище». А что это такое, куда обращаться – никто не знает. Знали только, что вышло постановление правительства об организации девяти суворовских училищ по типу старых кадетских корпусов. Решили, что надо обращаться в военкомат, который находился в райцентре, в восемнадцати километрах от нашего села.

Пошёл туда пешком, один. Вид у меня был неказистый: худой, грязный, босой мальчишка. К полудню добрался, поднялся на крыльцо военкомата и просидел до вечера: боялся  зайти. В конце рабочего дня, когда сотрудники военкомата начали расходиться по домам, один из военных обратил на меня внимание: «Мальчик, кого ты ждёшь?» Узнав, что я хочу поступить в суворовское училище, подробно расспросил: кто я, откуда, где мои родители. Потом военком (а мне повезло – это был он) сказал: «Жаль, парень, но ты опоздал. Все документы на кандидатов согласно разнарядке уже оформлены и отправлены в Ставропольское училище». Постоял, задумавшись, и говорит: «Что же мне с тобой делать?» А потом – решительно: «Пойдём со мной!»

Перешли мы с ним улицу и вошли в большое здание райкома партии: направились к секретарю.  Военком доложил суть дела, спросил, что можно предпринять. Посоветовавшись, они решили: «Отправим документы на этого паренька, авось повезёт».

Задаю себе вопрос: разве сейчас военком стал бы заниматься сиротской судьбою? Наверняка, нет. Мир словно перевернулся. Жалость,  сострадание, добродетель, помощь бессильному человеку сменились другими нечеловеческими понятиями. А тогда военком нашёл для меня время, и не только время. Он  определил мою дальнейшую судьбу.

Меня отправили домой, приказали ждать. Только месяца через три пришла повестка – «прибыть».

Я, как настоящий колхозник (трудился в поле почти три года)  обратился к бригадиру: «Давай транспорт, иду в армию». Он выделил бедарку, а кучером – такого же паренька, как и я.  Приехали мы в райцентр, а военкомат закрыт. Что делать, не возвращаться же назад! Уехал мой «экипаж», а я остался один в чужом селе и принялся искать ночлег. Просился к людям переночевать – отказали; больше спрашивать не стал. Иду по селу, оборванный (а на дворе – ноябрь), за спиной сума.

И вдруг дети, игравшие на улице, увидели меня и начали кричать: «Старец идёт!» По-нашему «старец» - значит «нищий». Стыдно и больно до слёз от этих слов. Приютили меня в том же райкоме: уборщица открыла один из кабинетов, и я переночевал на чёрном дерматиновом диване.

Утром военкомат выделил подводу, сопровождающий офицер укрыл нас чем-то тёплым, и мы (со мною также ехал поступать в училище мальчик года на три младше меня со своей матерью) отправились в Ставрополь. Был сильный мороз, выпало много снега, на обочинах мы видели людей, замерзших в сугробах.

Как избавление, спасение от горя и бедствий восприняли мы то, что оказались в стенах училища, под защитой государства.

Мои знания были оценены как неудовлетворительные – ведь я уже два года не посещал школу. Но, тем не менее, обратно на улицу меня не отправили – просто определили классом ниже. Через два года я стал круглым отличником.

Семилетняя учёба была трудной, уклад жизни – армейским. Но система обучения была, на мой взгляд, правильной и себя оправдала. Армия получила достойное пополнение.

Мы гордимся званием суворовца, храним традиции суворовского товарищества, ежегодно проводим встречи. Среди бывших суворовцев много замечательных личностей: видные военачальники, деятели науки и искусства, известные всему миру космонавты и спортсмены.

Вспоминая годы обучения в суворовском училище, я каждый раз думаю о том, каким мудрым, дальновидным и человечным было наше старшее военное поколение, которое, воюя и погибая, думало о будущем, стараясь сохранить и сберечь детей, оставить себе замену.

Мой низкий поклон им – вершителям  сиротских судеб, нашим учителям и воспитателям.

Рассказ записал Юрий Рудик