Вернуться к репортажу о конференции

Доклад заведующей отделом Новочеркасского музея истории донского казачества

Чибисовой Светланы Павловны на научной конференции 12 октября 2011 года,

посвящённой 150-летию со дня рождения Алексея Максимовича Каледина

А.М. Каледин как личность

(по материалам переписки 1915-1917 гг. из фондов ГАРФ).

В октябре 2011 года исполняется 150 лет со дня рождения первого демократически избранного донского атамана в ХХ веке – Алексея Максимовича Каледина.

Герой I Мировой войны, дважды Георгиевский кавалер, военачальник, лично водивший в бой свои войска, тяжело раненный и снова вставший в строй, он был кумиром для многих патриотов России. 93 года назад в стенах Атаманского дворца в Новочеркасске прозвучал роковой выстрел, оборвавший его жизнь. Он ушел из жизни добровольно, не желая участвовать в братоубийственной гражданской войне.

После смерти Каледина в журнале «Донская волна» в 1918 и 1919 годах¹ был опубликован ряд статей о нем и его семье. К 50-летию со дня смерти Каледина, в 1968 году, была издана в Мадриде книга последнего председателя Донского войскового правительства Н.М. Мельникова «А.М. Каледин – герой Луцкого прорыва»². Эта книга включила известные на тот момент воспоминания о нем эмигрантов – казаков, и не казаков. По сути дела, на долгие годы, эти два источника стали главными для писавших об атамане. На родине писали о нем мало и скупо, чаще всего, упоминая в контексте, как деятеля «белогвардейщины». Единственной исследовательской работой, посвященной анализу личности А.М. Каледина, изданной за весь период в России, является труд Г.В. Марченко «Дорогой чести. Военная и государственная деятельность А.М. Каледина (1889-1918 гг.)»³, опубликованный в Москве в 1996 году. В этой работе автором были использованы несколько фрагментов из писем Каледина, которые ныне хранятся в Государственном архиве РФ.

Всего сохранилось 92 письма за 1915-1917 гг. из фронтовой переписки его с женой Марией Петровной. Эти письма дают уникальную возможность узнать о А.М. Каледине от него самого и составить более полное представление о личности знаменитого донского деятеля и героя.

А.М. Каледин был человеком очень аккуратным, даже педантичным, с глубоко укорененным чувством самодисциплины. Ему органически чужды были расхлябанность, неорганизованность, к любому делу он подходил очень тщательно, стараясь разумно организовать его. Это в полной мере относилось и к переписке. Несмотря на условия военного времени, он старался чаще писать жене и писал «довольно регулярно раза два в неделю». Фактически эти письма представляют собой летопись событий и переживаний полутора лет войны.

Итак, кем же был Алексей Максимович Каледин?

Огромное значение в становлении личности каждого человека имеет его происхождение, семья и полученное образование. Алексей Максимович родился 12 октября 1861 года на хуторе Каледине Усть-Хоперской станицы на Дону в казачьей семье и был потомственным дворянином, как по отцовской, так и по материнской линии. Его дед майор В.П. Каледин храбро сражался в казачьих частях атамана М.И. Платова в Отечественной войне 1812 года, участвовал в заграничных походах русской армии, и был возведен во дворянство. Отец -- Максим Васильевич, участник Венгерской кампании 1849 года, около 10 лет служил на Кавказе, за отличие в делах во время Польской кампании 1863-1864 гг. был произведен в войсковые старшины.⁴ Мать – Евпраксия Васильевна, была дочерью сотника Василия Архиповича Мишарева из дворян, казачьего рода Бурацкой станицы.⁵ В семье были дети: две дочери и три (по другим данным – четыре) сына. Сестры  Елена и Александра были старше Алексея на 8 и 5 лет, младшие братья Николай и Мелетий моложе соответственно на 9 и 13 лет, поэтому они вряд ли могли быть близкими людьми в силу такой большой разницы в возрасте. Младших братьев он почти не знал, так как сам с 12 лет уже жил вне дома. Близким человеком из всей семьи был для него брат Василий, который был старше всего на два года, товарищ и участник детских игр. Василий – единственный член семьи, который постоянно упоминается в переписке.

Каледин не считал свое детство счастливым, судя по единственной фразе, касающейся этой темы, проскользнувшей в письме от 13 сентября 1916 года: «Получил карточку Усть-Хоперского дома. Я в нем видел мало радостей, и много тяжелых сцен осталось на душе».⁶ Алексей Максимович, по многочисленным свидетельствам знавших его современников, был человек замкнутый, имел серьезный и сумрачный вид, никогда не улыбался. Возможно, такой характер сформировался именно под влиянием отношений в семье. Как бы то ни было, отец Каледина позаботился дать сыновьям достойное образование.

Образование Алексей Максимович получил в Воронежской военной гимназии. Это -- знаменитый Михайловский Воронежский Кадетский Корпус, основанный Николаем Дмитриевичем Чертковым, дядей донского атамана Михаила Черткова. С преобразованием кадетских корпусов в военные гимназии в ходе реформ Александра II слово «кадет» было заменено новым наименованием - «воспитанник». Корпус лишился знамени, а кадеты оружия. Однако, примечателен факт, что Каледин, вспоминал о своей альма матер именно как о «корпусе». По сравнению с кадетским корпусом, военная гимназия имела большую общеобразовательную программу и избавилась от изнуряющей строевой подготовки. От воспитанников требовалось знание наизусть ряда произведений Белинского, Гоголя, Грибоедова, Фонвизина, Толстого, Тургенева, Пушкина, Островского, Крылова, Гончарова, Лермонтова, Достоевского, Карамзина и других. Прогрессивность осуществляемых мер отмечал Г.В. Плеханов (1856-1918), который окончил Воронежскую военную гимназию за 5 лет до Каледина: «С тех пор, как военным министром сделан был Милютин, началась поистине новая эра — шагистику почти оставили... преподавание было осмыслено..., телесные наказания почти совсем выведены из употребления». В результате полученного в гимназии воспитания, Каледин всю свою жизнь регулярно и много читал. При отсутствии книг он испытывал, по собственному выражению, «книжный голод». Даже в тяжелые дни войны он находил отдых в чтении сочинений Джека Лондона, Тэна, причем много читал и на французском языке. Полученное образование позволяло ему наслаждаться музыкой, которую он очень любил. Таким образом, Каледин был образованной и гармоничной личностью с развитым эстетическим чувством.

После окончания 2-го военного Константиновского и Михайловского артиллерийского училищ Каледин был выпущен сотником в конно-артиллерийскую батарею Забайкальского казачьего войска. Карьерный рост офицеров в Русской императорской армии был весьма ограничен. Для строевых офицеров служба заканчивалась преимущественно в чине капитана и должности ротного командира.

Реальный путь во властную элиту пролегал для офицера, как правило, через Академию Генерального штаба. Обладая необходимыми знаниями и честолюбием, Каледин использовал этот шанс. В 1889 году он завершил обучение в Николаевской Академии Генерального штаба, по I разряду. В академии его учителями были такие выдающиеся военные деятели и педагоги как начальник академии и профессор военной администрации М.И. Драгомиров, профессор военного искусства Н.Н. Сухотин, в будущем Степной генерал-губернатор и наказной атаман Сибирского казачьего войска (1901-1906), профессор военной статистики П.О. Щербов-Нефедович, впоследствии начальник Главного управления казачьих войск (1897-1907).

После окончания академии Каледин в течение 6 лет служил в Варшавском военном округе, где он познакомился с гражданкой одного из французских кантонов Швейцарии Марией-Елизаветой Оллендорф (урожденной Ионер). Никаких сведений о семье Марии Петровны не известно. Венчание Калединых состоялось в Новочеркасске 16 августа 1895 года. Они прожили вместе более двух десятков лет, но собственного дома не имели. Мария Петровна старалась создать уют в каждом их временном пристанище и горько сетовала при очередном переезде, что «практически все опять придется оставить».⁷ Она очень сожалела об этом, ибо считала, что «в хорошем доме эти вещи просто необходимы», и «если Господь позволит» им «обосноваться окончательно», то она постарается «снова ими обзавестись»!

Брак Калединых был, безусловно, счастливым. В переписке Каледин называет жену своей «единственной опорой»,⁸ письма ее дороги ему, и он ужасно благодарен, что она «не забывает их ему  писать».⁹ Ему интересна вся ее жизнь, и письма, которые «дают возможность шаг за шагом следовать» за ней.¹⁰ При первой возможности они обмениваются фотографиями. Мария Петровна всегда у него перед глазами – на фотографии, «к сожалению только».¹¹

Мария Петровна восхищалась и гордилась своим мужем, считала его великим человеком. Она собирала вырезки статей о нем из газет, над чем сам Каледин подсмеивался. Он никогда не рассказывал ей о своих подвигах, будучи действительно очень скромным человеком, но ему было очень приятно, когда ей рассказывали о нем другие. Он ценил преданность и любовь, которые нашел в браке, и очень дорожил своей женой. Постоянная забота друг о друге заметна на протяжении всей переписки. Мария Петровна при каждой возможности передает мужу посылки, и Каледин, по собственному признанию, «прекрасно снаряжен во всех отношениях». Алексей Максимович, со своей стороны, беспокоится о здоровье жены и настойчиво уговаривает ее поехать на воды, беречься и соблюдать диету. «Глубоко убежден, впрочем, что умру раньше тебя и, слава Богу, могу это сделать по отношению к тебе, дорогая, со спокойной душой, что ты будешь иметь свой угол и кусок хлеба».¹²

Генерал в России в начале XX в. – это представитель военно-бюрократической элиты. Производство в офицерские и генеральские чины, увольнение от службы или повышение – все это делалось от имени самодержца. Специальная подготовка будущего генерала начиналась рано и оказывала на него глубочайшее влияние, а военная среда, в которую он попадал, определяла весь его образ жизни, психологию каждого представителя высшего командного состава. В среднем офицер до первой мировой войны производился в генералы к 42-45 годам, после 20-25 лет службы. Каледин был произведен в генерал-майора в 1907 году, в возрасте 45 лет, после 27 лет службы. Средний возраст генерала к 1912 г. составлял около 62 лет.

В 1911 г. в Российской императорской армии офицерский корпус насчитывал 47,2 тысячи человек, из них: генералов – 1,3 тыс., штаб-офицеров – 8,1 тыс., обер-офицеров – 37,8 тысячи. На 180 млн. населения империи приходилось около 1300 генералов – крайне узкая социо-профессиональная группа. В сословном отношении подавляющее большинство генералов -- – 87,5% происходило из потомственных дворян. Таким образом, Каледин по всем показателям был типичным русским генералом того времени.

Верхи армии относились к довольно узкому слою относительно обеспеченных людей. В России насчитывалось всего 404,7 тыс. человек, получавших годовой доход свыше 1000 рублей. Генералы различных чинов и занимаемых должностей получали 4000-18000 рублей. Им предписывалось вести образ жизни, соответствующий их достоинству: не ходить в рестораны II и III классов, не занимать в театрах (кроме императорских) места далее 5-го ряда кресел, не носить на улице пакетов, а оплачивать доставку покупок на дом. Требовалось вращаться в «обществе», а это было связанно с визитами, с приемом гостей, посещением балов, благотворительных базаров и т.д. Существовал обычай не скупиться на чаевые при выполнении этих общественных светских обязанностей.

Генералитет в России отличался от европейского тем, что был связан не столько с нацией, сколько с правящей династией Романовых. Отсюда подчеркнутая аполитичность генералов, которым запрещалось участвовать в деятельности политических организаций и движений, поскольку присягу они давали не государству, а династии.¹³

Каледин полностью отвечал этим требованиям. Безусловная верность присяге, уважительное отношение к императору и всей царской семье. В письмах он неоднократно упоминал о Государе и подробно описал награждение его орденом св. Георгия IV степени Георгиевской Думой Юго-Западного фронта. «Наша Дума сделалась в некотором роде исторической», -- отмечал он.¹⁴ Получив письмо от унтер-офицера 12-й кавдивизии, Курского, со стихами по случаю смотра Государя под Клеванью, Каледин переслал его жене для хранения.¹⁵ Если бы не отречение Государя, он никогда не нарушил бы данной присяги.

А.М. Каледин был в достаточной степени религиозен. Он верил в Божий Промысел и в его письмах нередки замечания об этом. «Наша атака 3 сентября была безуспешна. Действия продолжаются, а чем они закончатся, знает один Бог»,¹⁶ писал он  6 сентября 1916 года. Он любил посещать храм и ценил красоту богослужения: «Сегодня 1 мая и воскресенье. Был в церкви, хотя не надолго».¹⁷  «Вчера был вечером в церкви, а сегодня был на обедне; местным начальником гарнизона сформирован прекрасный хор певчих и служба отправляется очень торжественно».¹⁸

Современники неоднократно свидетельствуют о том, что Каледин был очень смелым человеком. Но эту смелость он постоянно в себе тренировал. Восприняв теорию своего учителя по академии М.И. Драгомирова, он считал, что «военному человеку не следует выходить надолго из сферы огня».¹⁹ Его спокойствие под обстрелом было удивительным. 16 февраля 1915 года Каледин был тяжело ранен шрапнельной пулей в бедро. Рана была очень серьезная, по мнению врачей, если бы пуля не остановилась чуть повыше колена, а проникла в сустав, ампутация была бы неминуемой. Всего за четыре месяца Каледин оправился и снова встал в строй! Это показатель огромной моральной силы, сознания своего долга перед Родиной.

После ранения Каледин постоянно испытывал физические страдания. «Хотя нога в очень хорошем состоянии, но все-таки это не прежняя, здоровая нога, и я ее частенько чувствую».²⁰ О болях Каледин не пишет впрямую, но это можно понять из его шутливых строк: «Мой барометр вчера показывал на дождь, но сегодня дождя нет; я несколько сконфужен за свою ногу, ибо вчера сказал за завтраком о перемене погоды». «Сегодня наша метеорологическая станция грандиозно оскандалилась, предсказав вчера на сегодняшний день пасмурную, облачную погоду и возможность дождя; вместо этого чудное, совершенно безоблачное небо».²¹ «До сих пор я не освидетельствовался для причисления к Комитету о раненных, и не знаю, сделаю ли это теперь. Чувствую я себя хорошо; состояние ноги улучшается; теперь же есть масса действительных калек, нуждающихся в помощи. Слава Богу, я могу обойтись без этого, а в случае отставки получу хорошую пенсию».²²

Каледин был исключительно честным человеком, сам никогда не прося протекций, он не хотел и не мог пользоваться своим служебным положением. При этом он всегда испытывал неудобство от того, что приходилось отказывать, и в ряде случаев просил сообщать о «невозможности» выполнить просьбу Марию Петровну. Даже по поводу обращения своего двоюродного брата «взять под родственное покровительство» племянника, дабы он «не заглох в своей карьере», Алексей Максимович с чувством пишет жене: «Право, оригинальный народ!» Взгляды его «в этом отношении» были одинаковы независимо от ранга просителя.²³ 

Каледин презирал людей, которые искали «теплых местечек» и просили устроить их где-либо в тылу. Но он всегда был готов помочь другим людям, которые хотели принести пользу Родине.  С большой теплотой он описывает визит некоего офицера с французской фамилией Жафар, только что оправившегося от контузии и не желавшего уходить в отставку. Он хлопочет об устройстве в Новочеркасское училище раненного донского офицера подъесаула Вениамина Попова.

Каледин был очень щепетилен в вопросах, связанных с его репутацией. Даже бесплатное получение от редакции газеты «Биржевые ведомости», его стесняло. «Мне до сих пор бесплатно высылают «Биржевые ведомости». Я думал, что с Нового года прекратят эту любезность, но она еще продолжается. Очень рад, что ты их выписала, и я могу считать это достаточной отплатой».²⁴

Не пользовался служебными возможностями Каледин и для того, чтобы жена находилась рядом. Было довольно частым явлением, когда жены высоких чинов числились в каком-нибудь санитарном отряде. «У нас временное затишье продолжается. Об отпуске, Ма, не думай; также и твой приезд сюда немыслим».²⁵  А.М. Каледин считал это вредным для боевой работы. «Мы настолько засиделись на месте, что даже жены нижних чинов начали приезжать к мужьям. Я отдал по этому поводу приказ, о недопущении жен. Вообще нам грозит опасность пустить корни на месте и потерять подвижность».²⁶

Личность любого человека особенно ярко раскрывается в общении с близкими людьми, в тех случаях, когда человек уверен в понимании и может довериться, то есть рассказать о своих настоящих мыслях и переживаниях. В сентябре 1916 года он пишет жене: «Для меня большая поддержка твоя вера и любовь. Ведь ты знаешь, я редко с кем близко схожусь и стою одиноко среди окружающих, из которых каждый заботится только о собственных интересах. Перевариваю все в себе, а переживать внутренно приходится много».²⁷ И еще: «Не рассказывай о моих переживаниях; для посторонних – ведь это будет только матерьял для сплетен; нужно пережить все в себе, хотя это и очень трудно».²⁸

Строгий и требовательный командир, хорошо знающий и любящий свое дело, он очень серьезно относился к службе. Это служило мерилом в его отношении к окружающим людям. Поэтому близких друзей у него было не так много. Среди них можно назвать  «милое» семейство Карповых в Новочеркасске и некоторых сослуживцев по Войсковому штабу и 12-й кавдивизии. «По своей натуре, по малой склонности к общительности, мне приходится жить почти в одиночном заключении, морально, конечно. Частенько бывает тяжело».²⁹ «Отсутствие общения с людьми скорее благоприятно действует на нервы».³⁰

Каледин был одинок, но это было добровольное одиночество: слишком высоки были его требования к людям и, в результате, тех, кто соответствовал, было немного. В письме от 30 декабря 1915 года он писал: «Завтра канун Нового Года. … буду вспоминать наши былые встречи. Я, положим, никогда не был охотником до них, и особенно в больших собраниях. Ты помнишь, мы несколько раз проводили эту ночь, как обычно; и это не было худшее. Хорошо, очень хорошо было бы встретить в самом тесном кругу добрых друзей, с которыми можно вспомнить пережитое и, пожалуй, немного помечтать о будущем, зная, что встретишь сочувственный непритворный отклик, и сам ответишь тем же».³¹ Он отмечал свой день рождения тем, «что за обедом и ужином угощал сослуживцев конфетами. Скрывши, разумеется, причину такой щедрости».³²

В быту Каледин был очень непритязателен и в условиях военного времени считал личный комфорт вещью второстепенной. «Рядом с моей комнатой помещаются телефоны. Я уже притерпелся к этому соседству, довольно беспокойному, ибо работа их идет почти беспрерывно круглые сутки, а у меня слышно решительно все; только вот оттуда на меня совершают нападения блохи и в большом количестве. Собираев приходит в негодование на их следы в белье, по своей роли прачки».³³ « … над головой постоянный непрерывный шум телегр. аппаратов Юза; в общем это напоминает фабрику на полном ходу. Занимаю 2 маленьких комнаты; освещение газовое и скверно пахнет. Конечно, я мог бы себе взять отдельный дом и выбрать какое угодно помещение, но мирюсь с неудобствами, чтобы быть вместе с Начальником Штаба, оперативным отделением и телеграфом; этого правила я держался всю кампанию».³⁴

Главным стержнем личности Алексея Максимовича Каледина была его любовь к Родине, патриотизм. Смысл своей жизни он видел в служении России, в работе на ее благо и процветание. Он был высокообразованным профессионалом, хорошо знал и любил военное дело. Многие строки его писем посвящены теме военной службы, вне которой он не мыслил своей жизни.

С 20 марта 1916 года Каледин -- командующий 8-й армией Юго-Западного фронта. Он ощущает себя в «положении азартного игрока, ставящего крупные ставки на разных столах и мечущегося от одного к другому». Под его руководством «… армия делает свое дело и бьется не только за свои прямые задачи, но и помогает другим». Его «совесть спокойна», и его «ни в чем упрекнуть не имеют права».³⁵

В ходе наступления весной-летом этого года на армию Каледина выпала значительная часть успехов фронта, взяты Луцк и Дубно, огромные трофеи. Однако развить эти успехи не удалось, не в последнюю очередь из-за противоречивых указаний штаба фронта. Дальнейшие попытки наступления в направлении Ковеля натолкнулись на упорное сопротивление подтянутых германских подкреплений, неоднократно предпринимавших контрудары с целью отбросить русские войска в исходное положение. За Луцкий прорыв Каледин был награжден чином генерала от кавалерии (ст. 10.06.1916). Все переживания этого периода нашли отражение в письмах, которые дают яркую, эмоциональную картину происходивших событий. Больше всего Каледина заботит судьба России: «Слава Богу, я исполнил свой долг перед Родиной», «рад, что удалось дать Родине эту победу», -- пишет он жене. Это был тяжелейший период нравственных страданий из-за штабных интриг и разногласий с командующим фронтом Брусиловым.³⁶ «Больше всего меня мучает, что я чувствую, что все более и более расхожусь во взглядах на ведение дела с высшей инстанцией и в этом отношении, думаю, скоро возникнут осложнения. А переносить их мне спокойно делается все более трудно, т.к. нервы порядочно раздерганы. Меня, как и раньше, только поддерживает сознание моего долга перед Родиной».³⁷

Каледин не желал выполнять гибельные, по его мнению, для армии приказы атаковать, нести огромные потери при отсутствии результатов. Брусилов настаивал и даже обвинил Каледина в трусости, что навсегда испортило их отношения. Нерешительность, мучительные сомнения, боязнь зря погубить людей – все это действительно имело место. Каледин предпочитал воевать не числом, а уменьем. И там, где он видел победу, решения принимались им молниеносно.

В этот период А.М. Каледин неоднократно пишет о своей возможной отставке. На самом деле отставка для него была подобна смерти, так как он не мыслил своей жизни без службы, без того, чтобы быть нужным Родине. «Отставка для военного, в сущности, жалкое прозябание, доедание пенсии и бесполезное житие в ожидании более или менее обидной смерти». Ему было «страшно той огромной пустоты в жизни, которая неразлучна с отставкой».³⁸

После Февральской революции генерал Каледин поддержал Временное правительство, но выступил против «демократизации армии», считая, что подобные действия подрывают ее боеспособность и опасны для государства. «Я здоров, но нравственно глубоко страдаю из боязни за нашу армию. Если ее расшатают, то это грозит катастрофой».³⁹ Особенно интересны три письма за 1917 год, где ясно выражено отношение Алексея Максимовича к революционным настроениям масс, развалу армии, ведущему к гибели России. Огромная сила воли, смелость и твердость духа, презрение к людям – «балаболкам», забывшим свой долг, -- вот качества, которые характеризуют Каледина в сложившейся тогда обстановке.

Уволенный из армии в отставку демократичным и гибким Брусиловым, А.М. Каледин прибыл в Новочеркасск во время работы Донского Войскового круга, и 18 июня 1917 года был избран войсковым атаманом Донского казачьего войска. После недолгих колебаний он принял на себя это бремя, потому что не мог поступить по-другому.

После Октябрьской революции он пытался организовать вооруженное сопротивление большевикам. Широкие круги казачества не поддержали его действия, Каледин сложил полномочия атамана и покончил с собой. Этот трагический шаг завершил мучительные сомнения, стал венцом огромного нервного напряжения, накопившегося за три с половиной года тяжелейшей войны. Утрата надежды, гибель России, бессмысленность дальнейшего кровопролития, и в результате такое состояние духа, «что можно все сделать».⁴⁰

Алексей Максимович Каледин сделал этот непоправимый шаг. Не нам судить его за это.  В заключение хочу привести слова самого Каледина, сказанные в письме от 30 января 1916 года: «Никто не знает свою судьбу и, может быть, в этом – счастье».⁴¹

Примечания:

1.     Донская волна. № 2 от 18 июня 1918 г.; № 31 от 15 сентября 1919 г. Новочеркасск.

2.     Н.М. Мельников. А.М. Каледин – герой Луцкого прорыва и донской атаман. Мадрид. Издание «Родимого Края». 1968 г.

3.     Г.В. Марченко. Дорогой чести. Генерал Каледин. Военная и государственная деятельность А.М. Каледина (1889-1918 гг.). Москва. 1996 г.

4.     С.В. Корягин. Генеалогия и семейная история донского казачества. Вып. 44. Каледины и другие. М. 2004 г. с. 6-11.

5.     С.В. Корягин. Генеалогия и семейная история донского казачества. Вып. 46. Машлыкины и другие. М. 2004 г. с. 64-65.

6.     ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.78-78 (об.).

7.     ГАРФ, ф.6944, оп.1, д.48, л.9.

8.     ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.75.

9.     ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.76-77.

10.  ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.131-131(об.).

11.  ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.55-55 (об.).

12.  ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.111-112.

13. Жильцов К.В. Социальный статус генерала в России в начале ХХ в. // Вопросы истории. 2007. №4. С.156-160.

14. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.136-137.

15. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.86-86 (об.).

16. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.75.

17. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.18-18 (об.).

18.  ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.100-101.

19. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.138-139.

20. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.142-142 (об.).

21. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.21-22.

22. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.148-149.

23. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.91-92.

24. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.85, 85 а.

25. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.87-88.

26. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.140-141.

27. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.95.

28. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.36-37.

29. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.91-92.

30. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.42-43.

31. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.157-158.

32. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.133-133 (об.).

33. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.91-92.

34. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.100-101.

35. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.38-39.

36. А.А. Брусилов. Мои воспоминания. Москва. 1983 г. с. 152-153.

37. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.132-132 (об.).

38. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.36-37.

39. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.7-8.

40. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.42-43.

41. ГАРФ, ф. 6944, оп.1, д.23, лл.87-88.