Основной корпус Ставропольского суворовского военного училища 40-50-х годов

                            

Авдеев Владимир

       Слово о СпСВУ

                  (поэма)

 

В твой день, день юбилея золотого,

Училище, взрастившее меня,

Тебе я посвящаю это слово,

Святую память давних лет храня.

 

Ты девятнадцать лет существовало,

Для вечности совсем ничтожный срок,

Но  навсегда родным ты домом стало

Для всех, кто твой переступил порог.

 

Мальчишек свыше тысячи ушастых

Через тебя за этот срок прошло,

Белесых, чёрных, рыженьких, вихрастых,

Тебе давали их и город и село.

 

Со всех концов сюда их доставляли,

Детей войны, сроднившихся с огнём,

За дверью жалкий скарб их оставляли,

В суворовскую форму одевали

И подпоясывали кожаным ремнём.

 

Как гадкие утята угловаты,

Робея шли мы из столовой в класс,

Родною Пристанью, Кормящей Альма-Матер

Ты стало, Ставропольское, для нас.

 

Братаясь, крепли, крылья расправляли

Утята, прозванные именем «кадет»,

В красавцев-лебедей повырастали

За пять, за семь, а кто за десять лет.

 

Всего пятнадцать выпусков нас было,

Не позабудем мы ни об одном.

И хоть нам всем уже за полста пробило,

Мы гордо звание суворовца несли.

 

В декабрьские дни, теплом скупые,

В год сорок третий Курска и Орла

Сюда вот в это здание впервые

Питомцев старших партия пришла.

 

Всем, вслед идущим, тон они задали,

Тон дружбы, братства, теплоты, добра,

Ни «дедовщины» мы от них не знали,

Никто из старших подло нас не драл.

 

Вот почему мы все их так любили,

Пример во всём мы с них старались брать,

Мы и сейчас их многих не забыли,

Любой из них для нас как старший брат. 

  

Всех не назвать сегодня поимённо,

Но и забыть, конечно же, нельзя

Тех, на которых все из нас влюблённо,

Как на кумиров, пялили глаза.

 

Тех, что как звёзды в спорте нам блистали

Или в какой-то области иной

И в памяти суворовцев остались

Как символ нашей юности шальной.

 

Веденина я первым называю

Из тех, кто нашу память заслужил.

Он первым юным рекордсменом края

По высоте в разряде взрослых был.

 

Ребята его «Веником» прозвали,

Сто восемьдесят пять тогда он брал!

Трибуны от восторга замирали,

Когда над планкой «Веник» наш взлетал.

 

По юношам  блистал тогда Мостицкий,

Высотник тоже, с кличкой «Чемпион».

Среди штангистов славился Кривицкий,

Сильнее всех в те времена был он.

 

Потом он стал комдивом, генералом,

Но среди этих дорогих нам стен

И рос, и креп, и силу набирал он,

И в памяти остался как спортсмен.

 

Боксёров наших  лучших, несомненно,

Припомнить память каждого должна,

Карачевцев, Петров и Логвиненко –

О многом говорят их имена.

 

Особенно Карачевцев Володя

Из троицы  из этой знаменит,

Он и сейчас со спортом дружбу водит,

Хоть уж давно на пенсии сидит.

 

Он, сын полка военных лет суровых,

В дальнейшем возглавлял немало лет

Команду футболистов СКА Ростова,

Наставник был прекрасный наш кадет.

 

Гимнастов Хомякова Николая,

Андрейченко, Чечерина – троих

Я тоже с добрым чувством называю,

Все, кто тогда учился, помнят их.

  

Спартакиада первая в столице

В сорок девятом, помните, была,

Сергей Осадчий смог там отличиться,

Победа в беге там его ждала.

 

Соперник вечный Терехова Лёни,

Дистанций средних чародей он был,

Вдвоём они носились словно кони

И каждый много раз рекорды бил.

 

И Роберта мы помним Эксузяна,

Он много раз и в спорте побеждал,

И славного такого Дон-Жуана

Ни до, ни после Ставрополь не знал.

 

Спортсменов многих память называет,

Но всё ж средь всех тогдашних бегунов

Особую страницу занимает

Любимец наш Иван Кораблинов.

 

Стремительным аллюром молодецким

На зависть всем он стометровки крыл,

И ревностью и гордостью кадетской

Наш Ваня дорогой в те годы был.

 

Да, Ваня был бегун по божьей воле,

Порхал как стриж, умчавшийся в полёт.

Где он сейчас? Учительствует в школе,

Конечно же, физо преподаёт.

 

С Кораблиновым Ваней в одной роте

Учились в те далёкие года

Олег Гудков и Александр Коротин,

Ребята, не приметные тогда.

 

Но через годы стал Олег Героем,

Был лётчик-испытатель мировой,

Ради людей пожертвовал собою,

Не бросил самолёт заглохший свой.

 

В писатели пошёл Коротин Саша.,

Немало книг прекрасных написал

И в Ставропольском регионе нашем

Вождём всех литераторов он стал.

 

Про Котенёва Витю с уваженьем

Я говорить с трибуны здесь готов,

Хоть был из-за болезни, к сожаленью,

Отчислен он из нашенских рядов.

  

Но тренировкой долгой и упорной

Преодолел свою хворобу он,

Стал офицером ловким и проворным,

До капитанских дослужил погон.

 

Ушёл в запас, стал человеком штатским,

Затем водил троллейбус много лет,

Но не теряет с нами дружбы братской,

Для нас он был и будет наш кадет.

 

Вовк, Левандовский, Гусаревич Слава

Достигли здесь расцвета юных сил,

Алёшин Гена со своей оравой

Аллею тополей здесь посадил.

 

Шумят те тополя листвой зелёной,

И шепотком приветствуют своих

Кадетов, сединою убелённых,

Что в день Победы посадили их.

 

А кто не знает Балова Арсена?

Вот был спортсмен! Во многих видах ас!

Из выпуска шестого, несомненно,

Он ярче всех запомнился для нас.

 

С Арсеном вместе выпускалось много

Других кадетов, Балову сродни,

Михайлов, Пузырьков, Володя Рогов,

И Зинченко и Ломовцев средь них.

 

Олег и Жора вышли в генералы,

И Горбунов смог генералом стать,

Ну а Володю Рогова, пожалуй,

Здесь никому не надо представлять.

 

Седой красавец, богатырь-мужчина,

Известным  гинекологом он стал,

Авторитет у женской половины

Давно-давно огромный он снискал.

 

Хоть Витя Дрижд, из роты той повеса,

Стрелком не очень знаменитым был,

Но это он, как стало мне известно,

Старушку через площадь подстрелил.

 

Стрелял он по плафону столбовому,

Но  пуля-дура рядышком прошла

И в доме три по улице Артёма

В окошке жертву- бабушку нашла.

  

Хоть потеряла мощь свою уже пуля,

Пройдя сквозь твердь оконного стекла,

Но шею поцарапала бабуле

И та от страха чуть не умерла.

 

Начальство долго выяснить пыталось,

Кто был тот меткий роковой стрелок,

На Трифонове бедном отыгралось

И выставило парня за порог.

 

А Дрижд прошёл по жизни путь тернистый

И в Человеки вышел из Стрельца,

Сейчас он стал заслуженным артистом,

Директор Пятигорского Дворца.

 

Из выпуска седьмого вспомнить надо

Таких ребят, питомцев Пересады,

Как Мирный, Бирюков и Ароян,

Им тоже был талант от бога дан.

 

Был Саша Ароян стрелок прекрасный,

По многоборью Бирюков блистал,

А Мирный был художник первоклассный,

Какие он картины рисовал!

 

Средь них и Мишу Бельского мы знали.

Он тем известен, что в двенадцать лет

Четыре славных боевых медали

Грудь полкового сына украшали

За две войны, вот это наш кадет!

 

Нельзя забыть Головина Володю,

Талантов чьих был неохватен круг.

Ушёл из жизни в молодые годы

Профессор, доктор не одних наук.

 

Из выпуска восьмого память наша

Имён достойных множество хранит:

Матвеев, Петухов, Мацокин, Машин,

Стас Хворостянов, Жуков Леонид.

 

На средние дистанции быстрее

Всех бегал Лёня Жуков-чемпион,

Традиции Осадчего Сергея

Сумел развить и приумножить он.

 

Зуевич, Дубовой и Юра Морин,

Бесценный, Минкин, Иванов Борис,

Широков, Яхлаков, Невальнев Боря

Орлам подстать в восьмом подобрались.

  

Был скульптором талантливым Чувалов,

Блестящие надежды подавал,

Я сам ему позировал, бывало,

Когда он в рост Суворова ваял.

 

У всех, конечно, в памяти остался

Такой кадет, хоть много лет прошло,

Который с соловьём соревновался,

Я говорю об Игоре Шмуйло.

 

О, как он пел про вольную Россию,

Как чаровал нас всех до одного!

Не часто встретить голоса такие,

Куда там Робертино до него!

 

Училища и гордостью и славой

Из выпуска из этого, друзья,

Конечно, были наши югославы,

Не согрешу, сказав такое, я.

 

От Родины оторванные дети,

В разгар войны они сюда пришли,

Обжили, полюбили эти стены,

Отечество второе здесь нашли.

 

Чтоб им, посланцам братского народа,

В чужих широтах горя, бед не знать,

Мы сами-то без племени, без роду,

Старались им тепло души отдать.

 

Здесь все они окрепли, возмужали,

Здесь обрели всеобщую любовь,

Здесь каждому из нас за братьев стали,

Они для нас родная плоть и кровь.

 

Спортсменами прекрасными все были,

Блистали в видах спорта игровых,

За это ещё больше мы любили

И уважали всей душою их.

 

Когда Палера, Стево и Никола

Играли в волейбол иль в баскетбол,

Болея, мы орали во весь голос,

Буно Душан в том хоре соло вёл.

 

Петрович с Татичем чудесно рисовали,

Лишь Мирный в этом спорить с ними мог,

Все как боксёра Ристича мы знали,

А Пайканович пресс держал, как бог.

  

К себе они умчались на Балканы,

Когда орлами вышли из орлят,

Но помним, помним мы их постоянно,

Они кадеты наши все подряд.

 

Мы помним, что художник Перо Татич,

Чуть больше сорока годов прожив,

В архитектуру Родины свой пламень

И свой талант до капельки вложил.

 

Мы помним и последний час Николы:

За принципы он жизнь свою отдал,

За идеалы нашей с вами школы

Кадет,  любимый нами, пострадал.

 

Мы никого из них не забывали,

Как и они не забывали нас,

Из Югославии на встречи приезжали,

Как прилетели те, что здесь сейчас.

 

Беда у них на Родине творится,

Как и у нас на Родине беда,

Но через все преграды и границы

Они нашли знакомый путь сюда.

 

Примите же поклоны наши, братья,

Недолго вам и нам блуждать во мгле,

Пусть будут наши крепкие объятья

Залогом вечной дружбы на земле!

 

Девятый выпуск Борю Симакова,

Овакимяна, Ивченко нам дал,

Шкрылёва Юру, Женьку Ковалёва,

В тройном прыжке он чемпионом стал.

 

В Воронеже, где шла спартакиада,

А в фехтованьи Пименов Владлен,

Часы «Москва» за подвиг их в награду

Там получил тот и другой спортсмен.

 

А Костя Сухов, как он окрылённо

И в волейбол, и в баскетбол играл!

В Воронеже за это патефоном

Был награждён он, встав на пьедестал.

 

Своей любви к мячу он и сегодня

Не изменил,  хоть столько лет прошло,

Он и сейчас играет превосходно

Безжалостному времени назло.

  

И коль в Невинномысске на «Азоте»

По волейболу первенство идёт,

Вы Костю средь участников найдёте,

Седой как Лунь он многим нос утрёт.

 

А вечерами, может быть, в невинке

Сидит в кругу он внуков и детей

И в стиле ретро слушает пластинки

Времён далёкой юности своей.

 

Девятый выпуск, сам ведь я, ребята,

Тож состоя при выпуске при том,

Придя сюда в году сорок девятом,

Мы выпускались в пятьдесят шестом.

 

Семь лет мы жили здесь и кашу ели,

Науки грызли, ссорились подчас,

Но день за днём мужали и взрослели,

Рождалась дружба братская у нас.

 

Вот почему с особой теплотою

Я вспоминаю роту всю свою,

Года учёбы, время золотое,

Хоть и прошло оно для нас в строю.

 

Мои друзья Потапов и Рагимов,

Закир Гафуров, Толя Ковалёв,

Горлатов, Доля, Чмутин, побратимы,

Вы все достойны самых тёплых слов.

 

Вы в памяти не стёрлись, не померкли,

Всегда стоите вы передо мной,

Как будто на вечернюю поверку

Построил я весь выпуск свой родной.

 

Я поимённо всех перекликаю,

Румяных, расторопных, молодых,

Такими ведь я помню вас и знаю,

Такими и попали вы в мой стих.

 

Девятый «А» , хоть не было такого

Официально выпуска у нас,

Но космонавта Юрия Глазкова

Ведь из него имеем мы как раз.

 

Сейчас он стал известен всей планете,

Возглавил нашу звёздную семью,

Но верю, не забыл он стены эти,

Кадетскую учебную скамью.

  

Оттуда же и  Гена Сидоренко,

Художником он в детстве стать хотел,

Но по другой стезе пошёл наш Генка

И стал сейчас прекрасный винодел.

 

И на ликёро-водочном заводе

Большая шишка в Пятигорске он
 

Хоть сам он не закладывает, вроде,

Но спаивает весь наш регион.

 

Десятый выпуск, пусть он незаконно

Присвоил этот номер для себя,

Сквозь призму лет мы будем благосклонны

К ребятам нашим, память их любя.

 

И статью вышли все они и ростом,

И в спорте все шагнули далеко,

Чвикалов – в боксе, в беге – Шахваростов,

И в штанге – Вася Бондарев, Милько,

 

Азар Кадыров, вряд ли их забудут

Суворовцы, кто вслед за ними шёл,

И летописец Миша Дрей оттуда,

Из выпуска десятого орёл.

 

Сидим мы с вами все на юбилее

И слушаем родные голоса,

Заслуга в этом Михаила Дрея,

Он сохранил все наши адреса.

 

Имело СВУ родное наше

Ещё четыре выпуска подряд,

Десятиборец Ермолаев Саша

Прекрасным был спортсменом , говорят.

 

Семья и дом, любимая работа

У каждого сегодня, верно, есть.

И, если мы не видим здесь кого-то,

Надеемся, тому причина есть.

 

На многих есть военные мундиры,

Но есть немало штатских мужиков,

В Воронеже стал знатным бригадиром

Земляк мой рыжий Витька Барсуков.

 

Бочинский – стоматолог превосходный,

Не зубодёр какой-то рядовой,

Из молодых уж есть артист народный,

Читал в газетной я передовой.

  

Жаль, про других я знаю очень мало,

Хоть рад бы многих вставить их в куплет,

И вам о них поведает, пожалуй,

Не я, другой какой-нибудь поэт.

 

Я ж о своих наставниках с волненьем

Хочу продолжить этот свой рассказ,

Любой из них достоин, без сомненья,

Великой благодарности всех нас.

 

Они свою нам душу отдавали,

Хоть всяк своих забот не мало знал,

Из нас, мальчишек, личности ковали

Как из руды бесформенной металл.

 

А мы в ответ на эти все заботы,

Глупцы, подчас по прихоти судьбы

Такое им подбрасывали что-то,

Что волосы вставали на дыбы.

 

Мы были баламуты и задиры,

Нет-нет, да бяку кто-то приносил,

Припомним вновь, как Витя Дрижд из тира

Бабульку через площадь подстрелил.

 

Как Бурова на выход вызывали,

Что означал тот вызов, каждый знал.

И все,  как по команде, в парк бежали,

А Буров преспокойно в клубе спал.

 

Как «голосом свободного кадета»

Вещали вздор по городской сети,

Легко ли воспитателям всё это

Бывало пережить, перенести?

 

И волосы седые прибавлялись,

И на лице полнел запас морщин,

Легко ль, скажите, мы им доставались

В процессе превращения  в мужчин?

 

Не потому ль мы чтим их память свято,

Не потому ль доныне любим их?

И пронесли через всю жизнь, ребята,

Их образы людей, а не святых

 

Был генерал Клешнин для нас примером,

Он как отец для всех кадетов был.

И, нас благодаря, и офицеров:

«Спасиб за службу»! – так он говорил.

  

Он склёпку, нас, мальчишек, поражая,

На турнике так часто исполнял,

Что каждый, генералу подражая,

До кровяных мозолей руки драл.

 

И остальных мы помним генералов,

И чтим их как наставников своих,

Но Клешнина кадеты все, пожалуй,

Любили всё же больше, чем других.

 

Ещё других наставников немало

Запомнил каждый, видимо, из нас,

Но мне Чермен Гаврилович Гадзалов

Всех раньше всех припомнился сейчас.

 

Сменялись генералы, уходили,

А он всё время у руля стоял,

Мы все детьми Гандзаловскими были,

В лицо буквально каждого он знал.

 

А те ребята, что рекорды били,

В спортивном деле были хороши,

Особенной его заботой были,

В них вообще не чаял он души.

 

Я помню, он в Воронеже, как сына,

Меня перед полуторкою длинной

Обнял, успел напутствие мне дать,

Засунул в рот штук двадцать витаминов,

Как было чемпионом тут не стать!

 

И я бежал, с противниками споря,

Не чуя ног, как он мне наказал,

И чемпионский титул в многоборье

Родному С. В. У.  завоевал.

 

Сейчас Чермен Гаврилыча уж нету,

Закончил он свой жизненный полёт,

Но в благодарной памяти кадетов

Я верю, никогда он не умрёт.

 

Кого ещё мы помним как родного

Учителя, наставника, отца?

Не ошибусь, коль назову Чернова

Петра Максимыча, спортивного бойца.

 

Мы были бегунами, прыгунами,

Благодаря стараниям его,

«Он создал нас, он возбудил наш пламень»,

Мы с вами все прошли через него.

  

В прыжках с шестом, на стометровке тоже

Он рекордсменом края долго был,

С Кораблиновым Ваней внешне схожий,

Такую же любовь он заслужил.

 

Хоть в беге «кто кого» они сражались

И был бескомпромиссным спор у них,

Всегда они друзьями оставались,

Учитель и любимый ученик.

 

Той дружбе уж исполнилось полвека,

Её истоки там – в сороковых,

Два близких, дорогих нам человека,

Мы навсегда запомним вместе их.

 

Бычко, Державец, Сидоров, Перерва

Учили всех нас спорт любить тогда,

Немало мест мы занимали первых

Средь юных ставропольцев в те года.

 

Когда ж мы эстафеты городские

Несли с эмблемой нашей на груди,

То далеко команды все  другие

За нами оставались позади.

 

Истории Заикин, Юдин, Годный

Учили в тот период трудный нас,

Спасибо за науку вам сегодня,

Хоть всё иначе видится сейчас.

 

Тогда ни вы, ни мы всего не знали,

И нашей в том, поверьте, нет вины,

Что тот, кого мы все отцом считали,

Был не отцом, а палачом страны.

 

То был кошмар Большой, всеобщий, дикий,

Но мы смогли его преодолеть.

И вас сейчас никто, Максим Заикин,

За письма в адрес личности «великой»

Не вправе упрекнуть иль пожалеть.

 

Пусть было их написано не мало

С потоком слов цветистых, но пустых.

Тогда не вы, а время их писало,

Вы только лишь озвучивали их.

 

Я Скорикову, Сальникову словом

Хорошим за их труд благодарю,

Кожевникову, Котти, Яхлакову

Большущее спасибо говорю.

  

У Клавдии Даниловны и ныне

Есть списки тех, кто к ней в кружок ходил,

Хранит она те списки как святыню,

В один из них и сам я угодил.

 

Реликвии такие ж дорогие

И у других, наверно, тоже есть,

Спасибо вам за память всем, родные,

От всех питомцев слава вам и честь.

 

Пальмовская, Лец, Бойко, Гомуленко,

Хилькевич, Серьин, Ванчаков, Попов

Учили нас, вбивали помаленьку

Азы наук в твердь нашенских голов.

 

Ивана Афансьича Попова

Особо мы должны благодарить,

Он пульс того периода родного

Сумел навеки в снимках сохранить.

 

Взгляните все на карточки вот эти,

Неужто ваше сердце не замрёт?

Ведь это мы на них, отцы и дети,

Ключом в них  жизнь тех лет далёких бьёт.

 

Малыгин, Левин, Мокрышев, Бабаев,

Потолов, Бондаренко, Иванов

Над нами бились, устали не зная,

Гомза и Пересада и Хлебнов.

 

Хаджинов, Боцвин, Сюткин, Слободяник,

Абраменко и множество других

Для нас, кадетов, были вместо вместо нянек

И заменяли нам отцов родных.

 

Я знаю, что Хаджинов как родного

Сынка Толяна Чмутина любил,

Чтоб не обидеть никого другого,

Тайком к его кровати подходил.

 

И в тишине ночной дав чувствам волю,

Вихры его белесые ласкал,

Лишь через тридцать лет об этом Толя

От самого Хаджинова узнал.

 

Хаджинов сам спортсменом был прекрасным

И нас учил, как надо фехтовать,

А ныне почвоведом первоклассным,

Учёным превосходным он смог стать.

  

Стал доктором наук и нам, кадетам,

Его бы надо на руках носить,

Ведь Николай Игнатьич степень эту

Смог на восьмом десятке защитить.

 

И для старшин для нашенских конечно мы

Тож были вместе собственных сынков,

Нас вырастили Паткин, Епанешников,

Борыба, Овчаренко, Беляков.

 

И Стрельников, Морозов, Волков, Кочнев,

И знаменитый «Туча» - Кудряшов,

Премудрость их наук, не сложных очень,

Мы все постигли очень хорошо.

 

И на конюшню нас они водили

Навоз из-под коней там убирать,

И туалеты драить нас учили,

Паркет нас заставляли натирать.

 

И если провинился в чём-то кто-то,

То где б он ни был, в классе иль в кино,

Его найдут, сгребут, доставят в роту

И драить пол заставят всё равно.

 

Хоть обижались мы на них за это

И проклинали каждого не раз,

Но без наук старшинских тех «кадеты»

Не вышли б в настоящие из нас.

 

Иных уж нет отцов кадетских наших,

Нет и самих суворовцев иных,

Идут года и становясь всё старше,

Как больно сознавать потерю их.

 

И всё родней становится и ближе

Тогда любой наставник и кадет,

Сквозь призму лет всё явственней я вижу

Святую даль суворовских тех лет.

 

Вновь их сейчас в уме перебирая,

Я мысленно в те годы уношусь,

И атмосферу той поры вздыхая,

Опять кадетом юным становлюсь.

 

То на плацу с Гафуровым и Долей

Вожусь зимой до ужина в снегу,

То в перерыве с Ковалёвым Толей

По коридору кто быстрей бегу.

 

В Чапаева с Алиевым играю,

Придя в досуг в Суворовский наш зал,

А вот и сам уж младших опекаю,

Когда взрослее и серьёзней стал.

 

Любой из нас средь младших индивидов

Парнишку для опёки находил,

Им для меня Артурчик Карковидов

Из выпуска пятнадцатого был.

 

Росточком в три вершка, цыплёнка вроде,

Как перерыв – так он бежит к нам в класс,

Подолгу пропадая в нашем взводе,

Живой игрушкой был Артур для нас.

 

И в шкаф его, беднягу, запирали,

Там целый час он чуть дыша сидел,

И доску им как тряпкой вытирали,

И от пинков, как мячик, он летел.

 

Но это всё беззлобно, без обиды,

Так выражал любовь наш брат-кадет.

Пусть подтвердит сейчас сам Карковидов,

Таит он зло на старших или нет.

 

Любили ль мы? Любили вдохновенно,

Нас никого любовь не обошла,

Для всех кадетов Ференец Елена

Мерилом красоты тогда была.

 

Царевна-Лебедь! Как она блистала!

Как покоряла всех своей красой!

Звезды во лбу ей только не хватало,

Да месяца под русою косой.

 

Других таких красавиц, безусловно,

На Ставропольской не было земле,

Мы все в неё влюблялись поголовно,

И сам я был, конечно, в том числе.

 

И если б в те поры на «Мисс Вселенной»

Планета наша конкурс провела,

То, вне сомнений всяких, наша Лена

Гран-при в том состязании взяла.

 

Сыны  Республик всех, больших и малых,

Семьёй мы жили дружною одной.

Для всех нас СВУ родное стало

В большую жизнь площадкой отправной.

  

Пусть были лишены мы с вами детства,

Когда мальцами  в СВУ пришли,

Зато мы с вами обрели кадетство,

Навеки братство наше обрели.

 

Так будем же верны ему, ребята,

И друг за друга, кем бы нам ни стать,

Всегда во всём стоять как брат за брата,

Во всех делах друг другу помогать.

 

Успехам нашим радоваться вместе,

Друзей ушедших вместе провожать

И дорожить всегда кадетской честью,

Суворовскую славу не ронять.

 

И здесь в час юбилея золотого,

В рожденья день родного СВУ,

Я всех вас, седовласых братьев, снова

Припомнить нашу молодость зову.

 

Припомнить всех, кто, сердца не жалея,

Нас в Человеки вывел из мальцов,

И в этот час заветный юбилея

Прижать к груди их нежно как отцов.

 

С прекрасным юбилеем вас, родные!

Желаю вам здоровья, счастья, сил.

Вам, братья и наставники седые,

Своё я Слово это посвятил.

  

 

 

Hosted by uCoz